Владимир Кобликов - Топорок и его друзья

— Дед, — глухо сказал Егор.

— Чего тебе?

— Продай Шарика.

— Не продам.

— Заплачу хорошо.

— Не все продается, парень, не все покупается на свете. Запомни это.

— Может, и так. Тебе видней. А от хороших денег зря отказываешься. Не прогадай, старый.

После того раза Егор больше никогда не просил старика продать собаку. Он даже перестал вообще замечать Гектора.

Придет на крыльцо, покурит, молча с остальными лесорубами и отправится на делянку.

И вдруг Егор пришел в сторожку один. Старика не было дома. Жены его тоже. Гектор лежал на крыльце. Увидев Егора, он собрался встать и уйти, но не успел. Какое-то мгновение он раздумывал и за это мгновение на голову ему накинули мешок и будто тисками сжали челюсти. Боль парализовала. Потом Гектора везли на санях, везли, не снимая с головы мешка.

— Старый дурак, — говорил кому-то Егор про старика, — отказался от денег. Говорил мне, что не все, дескать, продается на свете...

Гектор по запаху дыма определил, что подъехали к деревне.

— Сколько же дашь за собаку? — спросил кого-то Егор.

— На бутылку, — ответил ему спутник.

— Шутить вздумал!

— Зачем шутить? За ворованную больше тебе никто не даст.

— На-ка! Выкуси!

Егор перехватил ножом веревку, которой к розвальням был привязан Гектор и, не сняв даже мешка с его головы, спихнул в снег, а сам погнал лошадь.

Гектор ничего не мог сообразить и все пытался снять лапами с головы мешок и никак не мог- освободиться от пыльной мешковины.

Его окружили ребятишки, поймали за веревку, сдернули мешок и повели с опаской по деревне.

Набегавшись, ребятишки заспорили, чьим должен стать Гектор.

— Мой Бобик, — сказал один.

— Мой, — потянул за веревку другой.

— Я первый заметил Бобика, — захныкал третий.

Неожиданно огромная немытая рука ухватилась за веревку и хриплый мужской голос приказал:

— Брысь отседова, ворюги!

Ребятишки разбежались, а потом снова собрались стайкой и смотрели, как губастый незнакомец уводил их Бобика.

— Эй, дядь! — крикнул вдогонку самый смелый из мальчишек. — А как кличут твою собаку?

— Злодеем! — прохрипел в ответ новый хозяин Гектора и дурковато засмеялся.

— Брешет он, — сказал приятелям самый смелый мальчишка. — Не его собака. Злодеями собак не называют.

...Злодей был прав: пастух пригнал стадо на Сельский выгон. Луг широкой неровной полосой тянулся вдоль леса и кончался там, где всегда рождалось утро. Злодей хорошо знал, что по всему лугу прогон разрешался после покосов, а в эту пору стаду можно дойти только до того дуба, который стоит на лугу.

Когда-то очень-очень давно этот дуб отбился от леса и остался одинокой вехой на Сельском выгоне. Люди не трогали его, когда он был молодым, сберегали от пилы и топора и теперь, когда дуб стал умирающим старцем.

Умирая, деревья засыхают. Только висляевские старики застали дуб зеленокудрым богатырем, но они забыли про то, и с давние пор стали в деревне говорить: «У сухого дуба». А дуб еще жил. Жил, несмотря на то, что давно уже его кора покрылась пепельным седым налетом, уродливыми трещинами, а когда-то твердую, как слоновая кость, сердцевину время, дожди и солнце превратили в трухлявое дупло.

Давно люди считают дуб засохшим. Но каждую весну несколько его ветвей покрывались зелеными листьями. И пусть они позже распускались, чем у молодых деревьев, пусть они раньше, чем у других, увядали и опадали, все-таки это была жизнь!

На Сельском выгоне пахло росою, травами, цветами. Злодей чутко прислушивался к запахам. Предрассветная сырость, туман перепутали их. Но Злодей уловил запах мяты и цветов зверобоя. Повернув голову к ветру, Злодей подался вперед, вытянул шею и стал внимательно ощупывать носом ветерок. Он дул откуда-то справа, где поля и безлесье, и донес до старого выгона запах цветущего льна. «Лен зацвел — лето под горку пошло». И Злодей знал это.

— Отрава мертвая! — хрипло заругался на корову пастух и пустил вперед себя длинный кнут. Черной молнией полетел распрямляться волосяной наконечник. Он летел, сбивая росу, срубая головы цветам. В то мгновение, когда конец кнута должен был распрямиться, Николай отпрянул назад и изо всех сил рванул короткое кнутовище в сторону: выстрел оглушил предрассвет. Вольное эхо полетело вдоль леса по лугу.

Там, где Сельский выгон сходил на нет, зажглось небо. Торопливо закуковала кукушка. Злодей не любил кукушек.

Николай от нечего делать спросил:

— Кукушка, кукушка, сколько лет мне жить осталось?