Юра стал уговаривать нас, но мы твёрдо решили:
— Не хотим, вот и всё.
Так ему и не удалось уговорить нас. Мы теперь хитрые: будем что угодно делать, а с пчёлами пусть кто-нибудь другой возится.
Утром я проснулся и насилу встал с постели.
Шея у меня распухла и болит так, что даже голова не вертится. Если хочется посмотреть в сторону, то приходится поворачиваться всем туловищем. И ещё шишка на голове болит. И рука болит.
Я пошёл к Павлику. Он сидит дома, а на шее у него компресс из ваты. Мы стали с ним вдвоём ругать пчёл за то, что они нас изжалили. Потом пришёл Серёжа с распухшим носом, и мы стали проклинать пчёл втроём.
Вдруг прибежал Гриша Якушкин:
— Ребята, пойдёмте пчеловодный инвентарь делать.
— Это какой такой инвентарь?
— Будем делать дымарь и сетки, чтоб не изжалили пчёлы.
— Нас и так не изжалят,— говорим мы,— мы это дело бросили.
Гриша стал уговаривать нас.
— Нет,— сказали мы.— Пчеловодство нам уже надоело. Мы уже попробовали, а теперь вы сами попробуйте.
— Ну что ж, и попробуем.
— И тоже бросите.
— Не бросим. Мы не такие, как вы!
— А вот увидим. Гриша обиделся и ушёл.
Ну и ладно. Вот изжалят их пчёлы, тогда перестанут храбриться.
Сегодня шея уже не так болит. Головой можно вертеть, только не очень быстро. Если быстро вертеть, то ещё немного болит. У Павлика шея тоже ещё болит.
Приходил Гриша и показывал, какой они сделали дымарь. Напустил полную комнату дыму и ушёл. Подумаешь! Будто мы дыму не видели!
Сегодня шея уже совсем не болит. И шишка на голове не болит. Да и шишки никакой нет. Уже прошла шишка, и голова тоже хорошо вертится. Даже махать могу головой. Только зачем мне махать головой? Я ведь не лошадь, чтоб головой махать. Больше ничего интересного не было.
Утром мы с Павликом пришли к Серёже и стали играть в шашки. Я выиграл у Серёжи два раза, а у Павлика только раз, а Павлик у меня выиграл три раза, а у Серёжи ни разу, у меня Серёжа тоже выиграл два раза. Вдруг прибежали Женя и Юра:
— Ребята, идите скорее! Пчёлы приехали!
— Откуда?
— Ну, посылка пришла. Целый ящик, а в нём пчёл видимо-невидимо! Так и кишат! И ещё там две рамки с готовыми сотами. Идите скорее, будем пчёл в улей сажать. Очень интересно!
Мы вскочили и хотели бежать.
— А! — обрадовался Юра.— Говорили, что вас пчёлы не интересуют, а теперь самим интересно!
— И ничуточки не интересно,— говорим мы.— Будто мы пчёл не видели!
— Видали, да не таких. Наши пчёлы хорошие!
— Ну и целуйтесь с ними, если такие хорошие!
— И будем целоваться. А вы ещё придёте к нам.
Юра и Женя ушли.
Я говорю:
— Интересно пойти взглянуть, какие это у них там пчёлы.
— Не надо,— говорит Павлик.— Все скажут, что у нас никакой твёрдости нет.
— Почему?
— Потому что теперь ребята подумают, будто мы испугались трудностей и бросили дело, а когда за нас другие добились, мы тоже пришли. Раз мы твёрдо решили бросить, то нужно быть твёрдыми.
— Правильно,— говорит Серёжа.— Мы всем докажем, что у нас есть твёрдость.
Вечером я пошёл домой и стал думать о пчёлах. Всё-таки пчёлы, по-моему, не такие уж плохие. Они честно работают и носят в свой улей мёд. И очень дружно живут.
Я ни разу не видел, чтоб две пчелы подрались между собой.
С утра мы сидели у Павлика и играли в шашки. Потом мне надоело играть, и я пошёл домой. Дома я опять думал о пчёлах. Почему они жалят: от злости или просто так? По-моему, всё-таки не от злости.
Пчёлы защищаются жалами от своих врагов.
Если кто-нибудь нападёт на улей, то они его жалят. Они даже медведя изжалят, если он полезет к ним в улей за мёдом.
И правильно сделают. Ведь они для себя запасают мёд, а не для медведей. А людей они жалят, должно быть, по ошибке.
Пчёлы ведь не знают, что люди не хотят им сделать зла. Откуда им это знать!
Читать дальше