Эдуард Шим: Сказки, найденные в траве

А я никак не могу понять, отчего не заблудятся пчёлы? Отчего не перепутают свой домик с другим? Ведь совсем одинаковые домики! И рядом стоят!

— Наверно, оттого, — говорю, — что у пчелы нюх очень сильный!

— Наверно, оттого, — говорит Санька, — что пчела очень глазастая! У неё два больших глаза да три маленьких!

— Всё верно, — говорит садовник дядя Гриша. — И запахи пчела лучше нас различает. И видит зорче. Вот солнышко тучами закрылось, а пчела его видит. И память у неё хорошая. Не забудет дорогу к дому. Только, кроме этого, ещё отгадка есть.

— Какая?

— Улей-то для пчелы — дом родной... А разве свой родной дом с чужим перепутаешь?

Что едят цыплята?

Я бы раньше ни за что не догадался. Они едят:

и варёную картошку,

и рубленую свёклу,

и тёртую морковку,

и ячмень едят,

и овёс...

А ещё глотают речной песок и гладкие камешки!

Зубов у цыплят нету, жевать нечем. Они камешков наглотаются, и камешками зёрна перетирают.

В общем, жуют пузечком...

У нас на колхозной ферме цыплят много. И они целую кучу песка и камешков съели.

Мы им ещё принесли.

Вку-усные камешки!

Идём с дедушкой из леса, и вдруг дождик припустил. Куда бы спрятаться?

Пригнул я голову — и скорей назад, на опушку. Сунулся под берёзу — капает! Перебежал под осинку — всё равно льётся!

А дедушка стоит под невысоким деревом. Трубочку свою курит. И видно — ни одна капля не попадает на него, будто он под настоящей крышей.

— Дед, что это за дерево?

— Запомни. Называется — вяз. Глянь, какие листья...

И пригнул веточку.

На ней листья зубчатые, и так они плотно сидят, так хитро разместились, что ни одного просвета. Впрямь, будто сплошная зелёная крыша.

— Деревья-то все разные, говорит дед. — Одно любит в тени расти. Другое — на открытом месте. А вяз особенно любит солнышко, и листья так развернёт, так разместит, чтоб ни лучика не пропустить.

— Значит, у него для солнышка такая крыша?

— Для солнышка. Но и от дождя можно спрятаться!

Вышел я из дому, а над всей нашей деревней — дым. Не пожар ли начался?

Побежал смотреть.

А дым, оказывается, валит из колхозного сада. Ночью стукнул заморозок, и, чтоб деревья не пожгло, наш садовник развёл костры.

Окутались дымом деревья, будто в пуховые платки завернулись. И перетерпели холодную ночь.

Сейчас догорают костры.

Солнышко выглянуло, воздух теплеет. Звенят в саду пчёлы, перелетают с одного розового цветка на другой.

Садовник дядя Гриша посмеивается:

— Это они считают, сколько яблок уродится в саду!

Я спрашиваю:

— Ну и сколько?

— Да вот, — говорит, — уже неделю считают, а сосчитать не могут...

Вот будет у нас урожай!

Есть у нас коза Матрёна.

Я уже этой Матрёны не боюсь, хотя она очень рогатая и нахальная. Чуть зазеваешься, она тебе и наподдаст... Исподтишка действует.

Дедушка говорит:

— Отведи Матрёну к оврагу. Привяжи, пусть пасётся.

Нашёл я на дворе колышек. Забил его в землю, привязал Матрёну.

Через неделю смотрю — из колышка, забитого в землю, показались живые веточки с листьями!

Начал расти колышек!

Дедушка говорит:

— Это ива... Очень живучее дерево: сучок воткнёшь — сразу начинает расти.

Я поглядываю на веточки с листьями, радуюсь. Надо же — из мёртвого колышка вырастет дерево. Как в сказке!

Через неделю смотрю — снова голый и мёртвый колышек... Пропали веточки, листья исчезли.

Дедушка говорит:

— Не сообразил, куда они девались?

— Не-а!

— Матрёна съела.

К бабушке моей пришла напуганная соседка Зина, Она птичницей работает.

— У нас, — говорит, — несчастье!

— А что стряслось?

— Да индюшата заболели. Есть не хотят!