Елена Габова - Ветер влюбленных

– Реквием Моцарта – вот что. Помнишь, мы слушали, и ты еще сказала, что тебе хочется умереть от этой музыки.

– Тебе хочется умереть? – Я делаю большие глаза.

– Почти.

– Почему?

– А ты не догадываешься?

– Что я такого сделала?

– Ничего ты не сделала. Ничего хорошего, я имею в виду. Как всегда, впрочем.

Снова глаза закрыл. От меня отгородился. Оживил плеер.

– Что-о? – Я чуть не падаю с полки, хотя удобно сижу. – Объясни, а? Прошу, а? Почему, а?

– Не знаю почему. Ты живешь для себя. Делаешь что хочешь.

– Нет!

– Да. И в тот раз ты тоже устроила спектакль для себя. На «Севильском цирюльнике». И смотрела, как мы его с Кислициным сыграем. Как мы с ним красиво разойдемся в разные стороны.

– Нет! Это был не спектакль.

– Да! И сейчас в моем родном классе ты устроила спектакль для себя.

– Нет, Лёва, нет!

– Ты эгоистка. – Он меня избивал. Слова хлестали зло, торопливо. – Как ты себя ведешь? – открыл глаза, жестко: – Словно ты – сама лучшая, а другие все – черви.

– Нет! Нет, Лёва, нет!

Я перестала что-либо соображать. Уронила голову на сложенные перед собой руки. Я заткнулась. Все! Я ничего не вижу. Не слышу! Пусть говорит что хочет.

– …Ты думаешь, что самая лучшая. А на самом деле – совсем по-другому. Самая лучшая не воображает, что другие – никто. Самая лучшая, наоборот, думает, что она хуже других и что другие больше, чем она, достойны умных парней, красивой одежды. Самых лучших любят. А тебя не любят, ведь так?

Я молчу. Уткнулась лицом в руки. Я ничего не вижу. И почти ничего не слышу. Пусть он думает, что не слышу. Я продолжаю так же лежать – головой на сложенных руках, но еще и закрываю уши ладонями. И все равно слышу, как его слова наотмашь бьют по лицу, по всему телу. И даже сердцу достается. Кажется, сердцу достается больше всего. Ему больно.

– Так, Ветка. Значит, ты не лучшая, далеко не лучшая… Но ты можешь быть хорошей. Можешь, можешь… Помнишь первое сентября. Плакал маленький мальчик, и ты пошла с ним в класс и спасла его цветы. И проучила учительницу. Теперь она уже не будет бросать детские букеты в урну.

– Да? Ты думаешь? – шепчу я сквозь слезы. Я реву, слезы промочили рукава толстовки, и я начинаю громко всхлипывать, и плечи мои трясутся.

– Ты нормально ведешь себя с Кислициным, хотя он раздражает тебя. Ты не гонишь его от себя, ты терпишь. Ты можешь, Ветка, ты все можешь… Не плачь.

Он пересел на мою полку и обнял меня за трясущиеся плечи. Я толкала его локтем, пусть он уходит, если думает, что я такая, какой он меня сейчас обрисовал. Неужели я такая свинья? Да? Такая плохая, да? Ну и пусть я буду такая, я всегда буду такая, и никто мне не нужен. Ни Захар, ни Лёва – никто…

Он усмирил мой локоть, прижал меня к себе, и я уткнулась ему в грудь мокрым лицом.

– Лёва-а! Я исправлю-усь! Вот увидишь… уви-идишь…

– Вот и хорошо, Ветка. Веточка моя хрустальная.

– Нет! – Я внезапно отстранилась, вспомнив. – Не трогай меня! Ты ее любишь, Надю!

– Я люблю ее, да. Но… понимаешь как? Как свое воспоминание о прошлой любви. Я любил ее со второго класса.

– Она красивая.

– Да. И ты красивая. Ты лучше. Не плачь.

– У нее зеленые глаза.

– У тебя тоже зеленые. Только мокрые очень.

Мои зареванные, в щелочках, глаза распахнулись.

– И ты поэтому… поэтому со мной? Из-за з-зеленых глаз? – от слез я начинаю заикаться.

Он даже отодвинулся от неожиданности моего предположения.

– Не знаю, – ответил растерянно, – не думал.

Я села, опустив ноги на пол. Поправила волосы, одеяло вокруг себя, которое сбилось в складки. Надо вести себя прилично, не распускаться. Я – замена девчонки с каштановыми волосами, его бывшей одноклассницы? Привет-ответ! А я не хочу быть заменой. Я хочу быть первой.

– Оставь меня. Пожалуйста, меня оставь.

– Ну вот, опять… Веточка! Ты же хорошая, ты же все понимаешь. Хочешь, я тебе все расскажу? А потом – ты про Захара. Ведь ты его тоже любила, я же не говорю: «Оставь меня, пожалуйста». Я мирюсь с этим.

Да, он прав. Какой же он правильный! Ужас. Немножко неправильности ему бы не помешало. Я то выглядишь перед ним просто отвратно.

К тому же… ведь я только что пообещала ему, что исправлюсь. Я буду, буду совсем другой. Не высокомерной, нормальной девушкой. Простой, доступной. Одноклассницы не узнают меня… Подружусь с Валей Агеевой, с Буфетовой, с остальными…

Лёва и Надя

После третьего класса Лёву отправили в спортивный лагерь. Девятилетний Лёва был щуплый и пугливый. Папа сказал, что он хлюпик. Нытик. Маменькин сынок. По физкультуре трояк (поставили четверку, потому что по остальным предметам отличник). Что хватит ему заниматься одной только музыкой, пусть побегает, узнает, что такое волейбольный мяч, кросс и футбол.