Заметив, что я на них смотрю, Брэнди дала стрекоча через весь елочный базар, словно шкодливая кошка. Конечно, я тогда еще не знала, как ее зовут, и папа притворился, что тоже не знает.
— Никогда ее раньше не видел, — сказал он и несколько раз прочистил горло. — Просто девушка. Уронила шарф.
Однако я все прекрасно поняла. Веселого тебе Рождества, Аура!
Я ушла прямо в елочную чащу, отчаянно желая оказаться в дебрях настоящего леса, а не в центре дурацкой парковки у бензоколонки. Тогда я заблудилась бы среди одинаковых деревьев, и меня никто бы уже не нашел. Потому что он менял все правила — папа, я имею в виду, — и уже тогда я задумывалась, что произойдет с правилом, звучавшим примерно так: «Должен любить Ауру». И я думала о том, что папа и его пересмотрит. Или вообще вычеркнет из списка. «Вообще вычеркнет из списка, — думаю я, глядя на него через старинный, дорогущий обеденный стол. — Это уж точно».
— Да, — говорит Брэнди, которой плюнь в глаза — все божья роса. Сколько же тупости может поместиться в одной женщине? — Кит умеет выбирать самые красивые деревья.
— Да, — соглашаюсь я, еще увеличивая градус злости во взгляде. — Настоящие, спиленные бензопилой деревья, умерщвленные ради веселого праздника.
— И подарки, — говорит Брэнди и подмигивает папе.
— Подарки, — повторяю и качаю головой. Потому что тот папа, который жил со мной, был твердокаменным противником Рождества, по крайней мере Рождества в современном понимании. Он рассуждал о коммерциализации и о том, что мы никогда не пойдем на поводу у рекламы. И мы никогда не покупали друг другу подарки — никогда! — за все годы, что жили вместе. Сами делали во множестве, но никогда не покупали. И это было довольно круто, потому что любой может получить в подарок какой-нибудь свитер, а вот получи-ка попробуй «Амброз ориджинал».
Я уже открываю рот, чтобы спросить его: «А помнишь, мы когда-то избегали подарков, купленных в магазине, словно чумы?», но тут Брэнди говорит:
— А на Рождество мы собираемся на Карибское море.
— Вы… что?
— Ага. Это идея Кита, — улыбается она, похлопывая папу по руке. — Тропический рай. Белый песок и голубая вода. Это будет нашей новой семейной традицией. Встречать Рождество у океана. Когда-нибудь — вот только Кэролин чуть-чуть подрастет — мы все трое поплаваем с масками и трубками.
Моя вилка падает на край тарелки. Я чувствую себя так, будто на меня сверху упало «Амброз ориджинал» и расплющило в лепешку.
— И покатаетесь на досках для серфинга, так? — говорю я, подняв брови. — И поплаваете вместе с дельфинами?
Папа вздыхает и сердито смотрит на меня, как будто я намеренно делаю гадость.
— А как поживает твоя мать, Аура? — спрашивает Брэнди, как будто наша приятная беседа только что приняла восхитительное направление, и это так, если под «восхитительным» вы подразумеваете медленную пытку утоплением.
Я вся подбираюсь и, не думая, отвечаю:
— Нормально. — И только потом понимаю, что моя машинально сказанная ложь как раз противоположна тому, что я надеялась рассказать. — Нормально…
Я чертова лгунья. Но с другой стороны, им ведь все равно. На самом деле они знать ничего не хотят.
— Ну, ешь, — говорит Брэнди, — потому что я заказала кокосовый барфи на десерт.
— Кокосовый барф? — говорю я. — Что это?
Брэнди и папа покатываются со смеху, а я чувствую себя полной дурой.
— Бар-фи, — давясь хохотом, поправляет меня Брэнди. — Это вроде мягких конфет. Это вместо обычного скучного торта.
У меня горят щеки — я прекрасно это чувствую, — а папа смакует мое унижение, прямо как Брэнди смаковала карри несколько минут назад.
Я терпеть не могу карри, и Брэнди бы это знала, если бы хоть немного обратила на меня внимание на том вечере, на котором они с папой объявили о своей помолвке. Чтобы хоть немного отвлечься, я беру в руки коробки.
— Вот эта от меня, — гордо говорит Брэнди.
Я стряхиваю крышку, разворачиваю бумагу и нахожу внутри блузку. Дизайнерскую белую блузку.
— Тебе не нравится, — разочарованно тянет Брэнди.
— Она обтягивающая, — говорю я, глядя на швы по бокам, в такой шмотке моя грудь и будет похожа на две дыни. — Я не ношу обтягивающие вещи.
— Но, Аура, большинство девушек убили бы за такую фигуру, как у тебя. Или, по крайней мере, отдали бы крупную сумму пластическому хирургу.
— Вот именно потому, что у меня такая фигура, я и не ношу такую одежду, — говорю я и кладу блузку обратно в коробку.
Читать дальше