Барбара О'Коннор - Желание

Так что, пока я черкала палкой по красной земле, Гас насвистывал и полол грядки. Каждые пару минут он поправлял бейсболку или прихлопывал комара. Мне было слышно, как Берта на кухне разговаривает с кошками, пока их кормит, отчитывая одну из них за то, что та убила птицу, и говоря другой, что она слишком растолстела.

Я уже собиралась пойти обратно внутрь, пока что-то не привлекло мое внимание. Это было какое-то движение в зарослях кустарника, отделявшего двор от леса. Оттуда пулей вылетела черная кошка, исчезнув за сараем с другой стороны двора. Я стояла, не шевелясь, и всматривалась в темноту леса. Внезапно из-за кустов появилась голова собаки. Тощей черно-коричневой собаки с висячими ушами. Той же собаки, которую я видела дерущейся тем днем!

Пес посмотрел на меня и наклонил набок голову. Я тихонько, на цыпочках шагнула навстречу ему. Он слегка пригнул голову, внимательно глядя на меня. Я сделала еще шаг, и он быстро, как молния, метнулся в лес.

– Черт, – произнесла я.

– Ты что-то сказала? – раздался голос Гаса из огорода.

– Тут только что была собака. – Я указала в сторону кустов.

– Коричневая и тощая? Висячие уши?

– Да. Ты увидел пса?

– Нет, но раньше я встречал его много раз.

– Чей он?

Гас прислонил тяпку к забору и сел на раскладной стул во дворе.

– Это просто старая бездомная собака, – сказал он. – Бродит здесь уже несколько месяцев. Берта постоянно собирает ему остатки со стола. Он не прочь съесть немного ее жареного мяса, но больше никаких дел с ней иметь не хочет.

Я посмотрела в сторону леса:

– Спорим, я смогу поймать его?

Гас снял бейсболку и почесал в затылке:

– Эта дворняга чертовски пуглива.

– Если я его поймаю, то можно оставлю?

– Думаю, этой собаке лучше оставаться бродячей, – произнес он.

Но мне было виднее. Я знала, каково это – быть бездомной, когда нет места, где тебя любят и ждут. И он был бойцом. Как и я. У нас с этой собакой было много общего. Внезапно меня охватила любовь к этому тощему псу.

Тогда я торжественно поклялась, дала себя обещание прямо там и тогда. Это собака будет моей.

Я думала, что буду рада наступлению выходных, потому что не придется идти в школу, но потом Берта сказала, что по воскресеньям они ходят в церковь.

Я не была в церкви с самого детства. Склока никогда не хотел быть частью всего этого, называя верующих людей бессребрениками и ударенными Библией, но мама какое-то время водила нас с Джеки туда. Я не очень-то много помню об этих походах, кроме того случая, когда Джеки хныкала и капризничала всю дорогу, пока мама не хлопнула ее по ногам и не сказала поторапливаться. Но потом мама стала слишком нервной, чтобы водить, и перестала снимать свой халат или даже причесываться, так что мы прекратили эти походы.

Когда я вошла на кухню Берты воскресным утром, она осмотрела меня с ног до головы и произнесла: «О боже». Она вытерла руки о фартук и спросила:

– У тебя есть платье?

Я посмотрела на джинсы, которые были слишком коротки, и на футболку, которая когда-то принадлежала Джеки, и покачала головой.

Берта опустила руки мне на плечи:

– Ну, ничего страшного. На следующей неделе пойдем по магазинам.

Затем на кухню вошел Гас, и я с трудом его узнала. На нем было пальто и галстук! Вместо вечно изгвазданной обуви он надел ботинки на шнурках, вычищенные и блестящие. Он бы вполне сошел за одного из тех шикарных богатых банкиров из Райли, если бы не земля из огорода под ногтями и не неряшливо лежащие из-за вечной бейсболки волосы.

Он сел за стол, и Берта поцеловала его в щеку.

– Вы только посмотрите на него, – сказала она, заставив его покраснеть и смахнуть ее руку со своего плеча.

Он не прекращал растягивать галстук и протирать пот с шеи.

После завтрака мы направились вниз по горе к баптистской церкви Скалистых Гор. Когда я попала внутрь, то поняла, что значило «О боже» Берты с утра. Все другие девочки в церкви были в платьях. Я не могла смотреть никому в глаза, потому что знала: мое лицо красное, как помидор, и мои джинсы не лезли ни в какие ворота.

Я села на жесткую деревянную скамью, зажатая между Гасом и Бертой. Пока органист исполнял церковную музыку, церковь наполнялась людьми, улыбающимися и кивающими друг другу. А потом Берта ткнула меня в бок и сказала: