Тамара Михеева - Лодка в больших камышах

— Нет, Маруся, это просто форменное издевательство какое-то!

Я отрываюсь от своих записей: что опять?

— Это нечестно с твоей стороны!

— Что?

— Иметь такие синие глаза, — заявляет этот нахал.

Я продолжаю писать.

Катеринка плачет тайком. Дашенька ходит за ней как тень. Сёмка, окрыленный своим счастьем, совершенно ничего не хочет замечать. Маринка тоже. В счастье люди, даже маленькие, становятся большими эгоистами.

А Ванька сделал попытку сбежать из лагеря.

Мы спокойно обедали. Наш отряд галдел за столами, поедая гречневую кашу. Митька не сводил с меня напряженного взгляда и молчал, что совсем ему несвойственно. Меня это озадачило, и я почти поверила Нине.

— Ваня, ты куда? — спросил Олег.

Ванька чуть шевельнул плечом, но не обернулся.

— Я уже поел. Я на балконе всех подожду. — Голос послушный-послушный!

Почему я не насторожилась?

Через минуту к вожатскому столу подлетела запыхавшаяся Света.

— Маша, а Куст с Ивановым домой пошли!

— Куда? — не понял Олег.

— Домой, — пожала плечами Света.

Мы вскочили как по команде.

— Машка, бежим! — Митька дернул меня за рукав, и мы сломя голову сбежали по лестнице.

От ближних ворот дорога ведет на дачи, а там и до города недалеко, но сколько здесь тропинок, просек, путей! Хорошо, что у Борьки красный рюкзак — издалека видно.

— Не зовите их, — предупредил Олег, — дёру дадут — не догонишь.

Но мальчишки нас заметили очень скоро и «дёру дали».

Конечно, Ваньку понять можно: из-за его любви к Маринке на него пол-отряда ополчилось. (Это все Васенькина работа, я уверена. Кто-то получит у меня по загривку, никакие синие глаза не помогут.) Но Борька-то куда бежит?

Это его третья попытка сбежать из лагеря. Он, что называется, «трудный ребенок из неблагополучной семьи». Отец сидит, мать пьет, младших братьев и сестер воспитывает старенькая бабушка. Хорошо еще, что Борька не лидер по натуре, а то превратил бы отряд в праздник для вожатых. Он единственный у нас всерьез курит, а на все просьбы только презрительно щурит глаза и говорит:

— Я чо, нанимался?

И я всегда теряюсь: не знаю, что ему ответить.

Мы бежали без остановки через заросли, бурелом, овраги. Мальчишки пытались петлять: то уходили далеко в лес, то возвращались на дорогу. У них — рюкзаки, мы — налегке. Они — дети, мы — взрослые, и все ведем здоровый образ жизни.

Вот они!

Митька схватил Борю за рюкзак, Олег — Ваньку, а я развернула его к себе, и…

— О господи! Кто тебя так?

Впрочем, могла бы и не спрашивать. На Ванькином лице красовался огромный фингал, красно-синий, классический. Глаз заплыл, нос распух.

Ванька всхлипнул и опустил голову. Сразу перестал сопротивляться.

— Ваня, пойдем в лагерь.

Он шмыгнул носом и послушно повернулся.

— Эй!

В эти секунды я совсем забыла про Борьку, а он метнулся в сторону и замер на краю оврага. Сказал:

— Маша, я все равно убегу, ты меня лучше так отпусти.

— Боря, ну как я тебя отпущу, если тебя не забирают. Ведь мы это уже обсуждали.

— А ты напиши, что я чего-нибудь натворил и социально опасен. Ну вот, может, это я Кусту фингал поставил!

— Не мели чепухи. «Социально опасен»… — устало вздохнула я. — Пойдем в лагерь, там разберемся. Обещаю.

Я развернулась и пошла в лагерь. У Борькиной матери телефона нет, но он есть у какой-то его тетки, может быть, ей позвонить? И в эту секунду Борька сорвался и ухнул в овраг. Митька, не раздумывая, бросился за ним.

Что за несчастный день?!

Медсестра Илона дала нам пузырек с йодом и сказала, чтобы мы сами продезинфицировались, пока она занимается Борей и Ваней.

— Не маленькие, справитесь.

Конечно, справимся. Митька сильно исцарапался: левую скулу рассекла упругая ветка. Я осторожно провела по этой царапине ваткой с йодом, и мы с ним встретились глазами.

Ох, Митька-Митька! А ведь когда-то и мы с тобой были такими, как Сёма с Маринкой. Но никогда ты из-за меня не дрался. Или дрался?

У Митьки глаза упрямые, зеленые, лучистые. Люблю я его глаза.

— Маша… У меня на лице сейчас дырка от йода будет, — сказал он тихо, с хрипотцой.

Я, наверное, стала красной, как кушетка, на которой мы сидели, и начала быстро-быстро смазывать йодом все остальные царапины.

А Митька сказал серьезно:

— И ты еще удивляешься, что я тебя до сих пор люблю? Эх ты, Машка-ромашка…

Я застыла, а Митька взял у меня из рук вату и йод и начал деловито, аккуратно смазывать мои царапины…