Валентина Семенцева: Лист фикуса

Может быть, вы со мной не согласитесь, но я думаю, что героические поступки могут совершать не только взрослые герои, но и дети. Я не имею в виду тех мальчиков, что в блокадном городе тушили «зажигалки» (так называли бомбы, вызывающие пожар), девочек, что ухаживали за ранеными, и т. д.

Я имею в виду поступки маленьких детей. Любите ли вы сгущёнку, как люблю её я? В войну тоже была сгущёнка, только было её очень мало. Мама, уходя на работу, убирала продукты в тумбочку и вешала замок. Но так как были колечки в дверцах, то можно было в щёлочку увидеть, что там есть банка сгущёнки.

Однажды вечером, придя с работы, мама затопила печку, нагрела воды, открыла целую банку сгущёнки, и мы сели за стол ужинать напротив друг друга. От тепла мама стала сонная, взяла чайную ложку и начала медленно, понемножку есть сгущёнку. Я сидела напротив и ждала, когда и мне дадут ложечку, но она меня не замечала. Раньше мама никогда так не поступала. И хотя мне очень хотелось есть, я понимала, что останавливать её нельзя, и молча глотала слюнки. Но когда ложка начала царапать дно, я взвыла. Мама очнулась и с ужасом увидела, что съела почти всю сгущёнку одна. Стала оправдываться, упрекать меня, почему я её не остановила. Отдала мне остатки сгущёнки.

Хоть я была маленькая, но я поняла, что у мамы кончались силы, и если бы она не съела сгущёнку, то, может, у меня не стало бы мамы, но тогда бы не стало и меня.

В годы блокады были очень морозные зимы. В Огородном переулке, где мы жили до войны, были дрова, вода, и маме близко было ходить на работу на Кировский завод. Но это уже была прифронтовая зона, и жить там не разрешалось.

Нам дали комнату на Балтийской улице. Сейчас это расстояние в три автобусных остановки. Мама посадила меня на санки, укутала одеялом и повезла на новую квартиру.

Вот представьте: темно, только луна освещает дорогу, мороз, ветер, нигде никого, и мама тащит саночки со мной.

Пока она шла по проспекту Стачек, ветер был не такой сильный. Но когда мы выехали на площадь, то метель стала жуткой. Нам надо было пересечь площадь и свернуть за угол, там Балтийская улица, и за углом безветренно.

Я чётко вижу эту картину даже сейчас. Большая, в сугробах площадь, метель. На небе временами открывается луна, и становится светло. Памятник С. М. Кирову укрыт досками и возвышается над всем. Молодая, голодная, уставшая после работы, мама тащит из последних сил меня в санках. А у меня замёрзли коленки, очень больно, но я терплю, понимаю, как трудно маме, и жду, когда мы свернём за угол и можно будет ей отдохнуть. Но боль усиливается, я не могу сдержаться и начинаю плакать. Мама останавливается, начинает растирать мне ножки и упрекает меня, почему не сказала раньше. А я так хотела ей помочь. До сих пор перед холодами у меня болит правая коленка, и я завязываю её на ночь шарфом.

Ребята, вам судить, героические это поступки или нет. Только ли работающие люди внесли вклад в Победу, а, может быть, и такие крохи тоже были мужественными?

Вы уже знаете, что я сидела одна в доме, пока мама работала на заводе. Жили мы на первом этаже, окно было большое, с низким подоконником. Поэтому я играла у окна, там было светло. Мимо дома никто не ходил, так как это была прифронтовая зона. Но однажды… Зимой, когда уже смеркалось, я увидела высокого мужчину, который шёл по улице мимо окна. У него был серый стёганый ватник, такие же брюки, рукавицы, шапка, обувь. Видны были одни глаза. Он шёл медленно, еле-еле, и вдруг увидел в полуметре от дороги в окне играющую девочку. Он замер. Остановился, уставился на меня и долго-долго стоял. Какие мысли приходили ему в голову, я не знаю, но, видимо, недобрые… Нас разделяло окно, он мог разбить его и забрать меня.

Я очень испугалась, залезла в коробку с игрушками, которая стояла под столом, и не вылезала из неё, пока вечером не пришла мама. С тех пор я стала бояться.

Мама досками заколотила застеклённые двери в комнату, укрепила оконную раму, повесила штору. А вскоре мы переехали в другую квартиру. За время войны мы переезжали пять раз и растеряли всё имущество. При переездах мама всегда брала с собой икону Казанской Божией Матери, которой её благословляли родители, когда она выходила замуж за папу, и эта икона и сейчас хранится у нас дома. Переезжали мы, потому что то дом разбомбят, то что-то обвалится, то стёкла, вылетят и т. д. Так мы оказались на Казначейской улице, нам дворник открыла чужую квартиру и указала комнату, в которой мы будем жить. Хозяева были в эвакуации. Квартира была на четвёртом этаже, солнечная, светлая, паркетный пол, зеркала, красивая мебель, в шкафах белое постельное бельё, посреди комнаты большой стол со скатертью. Было очень красиво.