Ольга Миклашевская - Цвет слоновой кошки

Потом они еще немного поговорили о том, какая же противная эта Алина, и какой же дурак этот Костя, и какие у Тамары все-таки классные новые туфли. По окончании разговора настроение у Ани было уже не такое паршивое.

Ночью ей снилось, что она рок-звезда. Каждый месяц она широким жестом отправляла мачехе толстые конверты, чтобы та не думала, что Аня такая уж неблагодарная свинья. И мачеха всегда приходила на ее концерты, занимала первый ряд и кричала всякие непристойности. Мелочь, а приятно.

На утро все повторилось: отец, сидящий на ее кровати, чудовище, расстроенное, что она не поела, бегство из квартиры. На лестничной площадке, миновав мусоропровод, Аня снова остановилась и прислушалась. На этот раз она не опоздала.

Костя спускался быстро и почему-то никогда не пользовался лифтом, даже когда направлялся наверх. А у него пятнадцатый этаж, между прочим. Но он преодолевал пролеты играючи, словно мячик, и прикоснуться к бетонной ступеньке было для него все равно что моргнуть.

Когда шаги парня начали стихать несколькими этажами ниже, Аня наконец решила выбраться из своего убежища перед лифтом, которое было отделено от лестничной площадки полупрозрачной дверью из мутного стекла. В аккуратном платьице с тщательно выглаженной плиссированной юбочкой, она спускалась медленно и не могла позволить себе беспечно перепрыгивать через три ступеньки (длины ног просто не хватило бы), но ей все равно было приятно осознавать, что она сейчас ступает по его следам.

Ане нравилось размышлять во время этого небольшого путешествия. Она любила представлять, как когда-нибудь они вместе с Костей будут рука об руку спускаться по этой лестнице. Он будет терпеливо сдерживать шаг, а она – всеми силами показывать, что идти быстро ей не так уж тяжело. Может, он даже понесет ее портфель. Это было бы неплохо, хотя и не обязательно. В конце концов, это всего лишь портфель, а не дамская сумка, и ни капли не умаляет мужского достоинства.

На седьмом этаже Аня не выдержала и остановилась. Она прислонилась к грязной стене («Нечаев – ЛОХ!» – причем почему-то капсом, как аббревиатура) и закрыла глаза.

Так больше не может продолжаться. Почему она, как сопливая дурочка, каждый день поджидает парня, который с ней даже разговаривать не хочет? Почему она чуть ли не целует песок, по которому он ходил (ну или лестницу, по которой он ступал), а он при виде ее отворачивается? Может, Аня ему вообще противна? Раньше эта мысль как-то не приходила ей в голову.

К тому времени, когда девушка добралась до заветного первого этажа, прошло уже минут десять, не меньше. Про себя Аня твердо решила с завтрашнего утра пользоваться лифтом, даже если это приведет к ожирению и она умрет в страшных муках. Не то что было тяжело – просто спуск оказался таким длинным, будто вел не на улицу, а прямиком в чертоги ада.

Однако, выходя из подъезда, она налетела на какую-то скалу, и скала грозно обернулась, явно не намереваясь посторониться:

– Ты вообще смотришь когда-нибудь, куда идешь?

Это был Костя.

Косте опять снился этот сон. Он стоит один посреди переполненной площади. Вокруг снуют туристы с фотокамерами и картами размером с персидский ковер, бизнесмены торопятся по своим делам, стайка подружек перелетает из одной кафешки в другую, и даже кошка с независимым видом проходит мимо. Поначалу все в порядке, но затем что-то начинает тревожить парня изнутри. Кажется, что в животе завелся какой-то паразит, который поедает внутренности, пытаясь прогрызть себе путь на свободу.

И Костя, и паразит одновременно начинают кричать. Один – от голода, другой – от страха.

Люди идут все быстрее, усталых туристов засасывают в свою пасть переулки, бизнесмены с озабоченным видом смотрят на часы, а подружки встают с лавочки, где они только что обсуждали всякую бессмыслицу, и пружинистым шагом уходят прочь.

Громче. Они кричат громче. Все громче… ГРОМЧЕ!

Рвет барабанные перепонки, лопаются стекла уличных фонарей, с площади улетают пугливые голуби. Костя с монстром остаются одни. От крика болит рот, который вот-вот порвется и обвиснет рваными кусками кожи и мышц.

Звук постепенно переходит из разряда очень громких в практически ультразвук, который сложно различить, если ты не дельфин с эхолокатором. Для окружающих же этот крик настолько громок, что почти не различим и не слышен.

Косте казалось, что его голова сейчас разлетится на маленькие кусочки и он весь превратится в сплошной звук, долгий и протяжный.