Шарон Крич - Моя вторая жизнь

– Там какая-то леди, – сказала я.

Крик прицелился, бросил мяч по красивой высокой дуге и провожал его взглядом до тех пор, пока он не врезался в крышу соседского гаража.

– Глупости, – сказал он. – Это не леди. Это твоя бабушка Фьорелли.

Тем вечером, уже после того, как я легла спать, за занавесками, разделявшими кухню и боковую комнату, завязался серьёзный спор. Папы не было – едва завидев нашу леди-бабушку, он выбежал из дома, даже не поздоровавшись. В кухне сидели мама и бабушка.

Мама рассказывала ей, какой папа находчивый, что он умеет делать всё что угодно и что наша жизнь очень богатая и насыщенная. Стелла, лежавшая на соседней кровати, заметила:

– Мама – мечтательница.

– Богатая? – тем временем спросила бабушка. – Это богатая жизнь?

Мама не уступала.

– Деньги – это не всё, мам, – ответила она.

– А зачем ты разрешила ему назвать мальчика Крик? Что это вообще за имя такое? Словно в каком-нибудь амбаре вырос.

У родителей был уговор. Мальчикам имена давал папа, а девочкам – мама. Папа сказал, что назвал Крика в честь маленького прозрачного ручейка, который тёк возле дома, где они тогда жили. Однажды, когда я в школьном сочинении написала crick («ручеёк»), учительница зачеркнула это слово и сверху написала creek. Она сказала, что crick – это не настоящее слово. Папе я этого не сказала. Крику – тоже.

Свою первую дочь (мою сестру) мама назвала Стелла Мария. Потом появилась я, и мама явно приберегла для меня нечто особенное, потому что назвала меня Доменика Сантолина Дун. Моё имя означает «Воскресенье-Южная-Лесная-Река». Я родилась в воскресенье (по словам мамы, это значит, что я благословлена), а в то время мы жили на Юге недалеко от леса и реки. Моё имя произносится по-итальянски ДомЭника. Доменика Сантолина Дун. Язык сломаешь, пока до конца договоришь, так что чаще всего меня зовут Динни.

На кухне бабушка Фьорелли продолжала натиск.

– Ты должна подумать о себе, – сказала она. – Подумать о детях. Они могли бы учиться в такой же школе, в какой работает твоя сестра. Твоему мужу нужна настоящая работа…

– У него есть настоящая работа…

– Каждые шесть месяцев – новая? Баста! – перебила бабушка. – Почему он ни на одной работе не задерживается дольше шести месяцев? Чем он вообще занимается? Почему он не поступил в университет, чтобы потом найти настоящую работу? Как вы вообще собираетесь выбираться из этой трясины?

– Он ищет подходящую возможность, – сказала мама. – Он умеет делать что угодно – вообще что угодно. Ему просто нужно пробиться…

Бабушкин голос становился всё громче с каждой новой фразой. Она уже орала как разъярённый бык:

– Пробиться? É ridicolo! [3]  Смешно! (Итал.) Куда он вообще пробьётся, если у него даже высшего образования нет? Ответь мне!

– Не всем нужно высшее образование, – сказала мама.

– Когда мы, я и твой отец, приехали в эту страну, мы не знали ни слова по-английски, но вы, дети, получили высшее образование…

Стелла кинула в меня подушкой.

– Не слушай, Динни, – сказала она. – Спрячь голову и засыпай.

Впрочем, даже подушка не заглушила бабушку Фьорелли. Та не умолкала.

– А ты что? – спрашивала она у мамы. – Ты художница с отличной подготовкой, но я готова поспорить, что у тебя даже собственной кисточки нет.

– Я рисую, – сказала мама.

– И что ты рисуешь? Стены? Покосившиеся, облупившиеся стены? Баста! Ты должна поговорить с сестрой…

На следующее утро бабушка Фьорелли уехала. Уехал и папа – искать новое жильё. Прознал о новой интересной возможности, как он сказал.

И мы следовали за ним, от возможности к возможности, а на пути Крик влипал во всё новые и новые проблемы. Крик говорил, что он не виноват, что куда бы мы ни приезжали, он встречается с какими-то людьми, которые заставляют его совершать плохие поступки. Крик говорил, что какие-то мальчишки в Оклахоме подговорили его кинуть камень в окно школы, какие-то мальчишки в Орегоне подговорили его проколоть шину, какие-то мальчишки в Техасе подговорили его выкурить косячок, какие-то мальчишки в Калифорнии подговорили его сжечь амбар, какие-то мальчишки в Нью-Мексико подговорили его угнать машину…

Каждый раз, когда мы переезжали, папа говорил ему: «Можешь начать жизнь заново».

А ещё с каждым переездом Стелла становилась всё молчаливее. Стоило нам неделю провести в каком-нибудь новом городке, парни днями и ночами начинали стучаться к нам в двери и спрашивать её. Самые разные парни – суровые, клёвые, тихие, даже совсем ботаники.