Марта Фомина - Летопись нашего двора

— Товарищ управдом, где у вас глаза? В вашем подвале не то режут кого, не то убивают!

— Вы что-то путаете, гражданин! — обиделся дядя Лев. — В подвале — домоуправление, там пусто. Я ещё с вечера проверил.

Но его уже никто не слышал — все бросились в подъезд, а я первый: летописец всегда должен быть впереди.

Дядя Терентий говорил правду — из подвала действительно неслись дикие крики:

— Спасите! Откройте! Спаси-и-ите!

Я съехал по перилам в подвал и всё понял! Старый, вместительный шкаф ходуном ходил, а сквозь стекло в верхней части дверцы, запертой на задвижку, как сквозь иллюминатор космического корабля, выглядывало зарёванное лицо Михея. Нашёл время тренироваться!

Димка поспешно выдернул палку из задвижки и выпустил космонавта на волю. Одетый в старое пальто, в шубу и валенки, он вывалился оттуда, как куль с мукой.

— Что ты надрываешься? Или тебе воды не хватило? — набросился Димка на Михея. — Я же тебе целую бутылку ситра с соской дал!

— И тюбик с селёдочной пастой! — напомнил Санька.

Михей был так напуган, будто его в шкафу искусала бешеная собака. Противогаз он, видимо, сбросил ещё в полёте, а теперь с необыкновенной быстротой стаскивал с себя одежду.

— Она мне под шубу забралась!

— Кто?

— Мышь! Под рубашкой шевелится! Ой! — не своим голосом верещал Михей.

— И вправду вон мышь! — с деланным испугом крикнул Алёшка и лукаво подмигнул нам. — Она у тебя из-за ворота выглядывает!

Михей издал пронзительный визг, похожий на свисток паровоза, и в мгновение ока сбросил с себя последнюю рубашку.

Тем временем в подвал набилось народу — не продохнёшь! Дядя Лев, ни слова не говоря, схватил Михея за плечи и так тряхнул, словно хотел из него душу вытрясти. Тётя Маша, как всегда, начала жаловаться на то, какие нынче пошли непослушные дети, а тётя Катя назвала Михея «порядочным оболтусом» и заявила, что на месте его матери задала бы ему «приличную трёпку».

Вдруг сквозь толпу пробился дядя Терентий и сказал:

— Товарищи родители, что вы накинулись на бедного мальца? Его кто-то запер, и его же вы ругаете. По-моему, надо ругать тех, кто его загнал в этот шкаф!

— Это они заперли, — с готовностью выпалил Василёк, — я сам видел: Димка и Санька…

Димка и Санька попытались нырнуть в толпу, но тётя Катя схватила-таки Саньку и закатила ему ту самую «приличную трёпку», которую сулила Михею.

Михей долго ещё не мог успокоиться, а я ему сказал:

— Эх ты, горе-космонавт! Посидел полденёчка в герметической кабине и уже скис!

— Ничего не скис! — огрызнулся Михей. — Я не виноват, что мышей боюсь. Это у меня от природы! И нечего было меня с мышами сажать. Никого из космонавтов на мышей не тренировали, я точно знаю. Мышей всегда в других ракетах пускают, отдельно от людей, их только с кошками и с бактериями запускают в космос. Если бы не мыши, я бы в этой кабине хоть год просидел и не покинул бы!

— Товарищи! — крикнул дядя Терентий. — Работа не ждёт!

И опять все повалили наверх. Я, как и полагается летописцу, выскочил из подъезда первым.

Вдруг тяжёлая холодная капля шлёпнулась мне на нос. Я поднял голову: туча стояла уже над самой головой и походила теперь не на слоёный пирожок, а на гигантское ватное одеяло чёрного цвета. Казалось, от собственной тяжести вот-вот оно рухнет на землю. Мне даже почудилось, что край этого одеяла уже зацепился за верхушку тополя. Подул холодный ветер и бросил мне под ноги охапку пёстрой увядшей листвы.

— На террасу! — крикнул дядя Терентий, и все бросились к крыльцу.

Хлынул частый дождь, вокруг стало темно, будто наступил вечер. Василёк скакал на одной ноге и в восторге кричал:

— Чего ты кричишь? — одёрнул его Санька. — Вот размоет всю нашу работу, что тогда будешь петь?

Василёк на секунду примолк, а потом запел на другой лад:

Скоро разноцветная радуга, зацепившись одним концом за высокий тополь, перекинулась на другой край неба. Василёк перевёл дух, будто выполнил трудную работу, и сказал:

— Ну вот, теперь уж он перестанет! Можно опять приниматься за дело!

И правда. Умытое небо улыбалось. Солнце вышло из-за тучи, и она стала розовой. А дождь ещё шёл. Всё вокруг сияло, словно с неба спустились тысячи стеклянных бус.

— После такого дождя грибы пойдут, — сказала тётя Катя, не выпуская из своей руки руку Василька — он так и рвался на улицу побегать по лужам.