Антон Таммсааре: Наш лисенок

Она поднялась по лестнице на чердак, где у нее был подвешен к перекладине мешок с мылом. Мешок висел на прежнем месте, но он как-то похудел и обвис. При ближайшем рассмотрении оказалось, что на дне мешка была дырка, и тогда стало понятно, что куски мыла выпали из мешка через эту дырку и лиса перетащила их вниз на кухню.

— А сколько кусков лежало у тебя в мешке? — спросил отец.

Мама не помнила, сколько их там было, но сказала, что, во всяком случае, их было больше, чем те восемь кусков, которые отец извлек из трубы.

— Значит, они остались в трубе или лиса их еще где-нибудь спрятала, — предположил отец и снова принялся копаться в трубе, сначала рукой, а когда это не дало никаких результатов, взял на помощь кочергу и выудил ею еще три куска.

— Прямо хоть плиту ломай! — ворчал он.

К счастью, ломать ее не понадобилось; когда они теперь зажгли в плите пучок соломы, труба с воем втянула дым. Удовольствовавшись тем мылом, которое было уже найдено, они развели в плите огонь. Когда на следующий день отец стал раскидывать по чердаку песок, который лиса сгребла в кучу, там оказалось еще несколько кусков. Вся семья очень обрадовалась этому: накануне они решили, что лиса снесла в трубу все мыло, непонятно было только, каким образом мешок вдруг прохудился. Мосса сама продырявить мешок не могла: он висел слишком высоко.

— А если бы она подпрыгнула, разве она не могла бы схватить мешок зубами? — предположил наконец отец.

Это не пришло в голову ни маме, ни Атсу. Подпрыгнув, она, конечно, могла разорвать мешок, так что мыло посыпалось вниз.

— А как же мыло не свалилось ей на голову? — испугался вдруг Атс. — Если бы какой-нибудь большой кусок упал ей на нос, это могло для нее плохо кончиться.

— Лисе везет, — сказала мама, — мыло не упало ей ни на голову, ни на нос. А вот если бы ты разодрал мешок, нос у тебя был бы весь в крови, как сейчас за ушами.

— Значит, лисе везет больше, чем человеку? — спросил Атс.

— А ты как думаешь? — в свою очередь спросила мама.

На том и кончилась очередная лисья проделка. Но никто на лису особенно не сердился, напротив, все с нетерпением ждали, что она выкинет в следующий удобный момент. Долго ждать не пришлось, но эта история кончилась для всех ее участников куда печальнее, чем они того хотели или могли бы предположить.

Так как Мосса каждый раз, оказываясь на воле, рано или поздно все-таки возвращалась домой, к ней постепенно стали относиться с б о льшим доверием. Скоро все в доме так уверились в ее привязанности, что уже не держали ее за цепь, когда она вместе со всеми отправлялась в лес. Конец цепи, позвякивая, волочился за лисой по пятам, словно бы оповещая всех, где она находится в ту или иную минуту. Атс хотел, чтобы отец надел Моссе на шею маленький бубенчик, но отец предпочел цепь; если это будет необходимо, он может схватить ее и вести лису рядом с собой. Позднее он пришел к выводу, что следовало прислушаться к словам сына, но когда он это понял, было уже поздно. Так часто бывает с хорошими намерениями.

Дни, когда Мосса бегала по лесу, были для нее большим праздником. То, что за ней, позвякивая, повсюду волочится цепь, мешая ей лазить и пробираться в чаще, она считала в порядке вещей, она ведь не знала, что бывает иначе. Если бы кто-нибудь сказал ей об этом, она, наверно, с неудовольствием ответила бы: «Что же я за лиса, если следом за мной не побрякивает цепь».

То, что Пийтсу бегала без ошейника и без поводка, Моссу нисколько не волновало. Если она это и замечала, то, наверно, считала Пийтсу несчастным зверем, у которого нет красиво позванивающей цепочки; если бы она у нее была, может быть, Пийтсу стала бы такой же проворной, как Мосса. Теперь же собака и думать не могла о том, чтобы угнаться за ней. Кроме того, она не поймала в траве ни одной птицы, ни одного мышонка, несолоно хлебавши бежала она рядом с хозяином. Причиной всему этому Мосса считала только одно: за собакой не волочилась позвякивающая цепь.

Так же как в доме, в лесу Мосса была нетерпеливой, неугомонной, неутомимой и любопытной. Поначалу Пийтсу пыталась бегать вместе с ней, но скоро ей это надоело. Суетливость Моссы казалась Пийтсу бессмысленной. Ну хорошо, можно повилять хвостом, напав на след тетерева, белой куропатки, серой куропатки или зайца или учуяв рябчика, сидящего где-нибудь на высоком дереве. Но какой смысл бегать за каждой лягушкой, чтобы придавить ее лапой или просто сожрать? Какой смысл обращать внимание на каждого кузнечика, на каждую даже самую крохотную бабочку, которая на лету дразнит тебя своими пестрыми крылышками?