Рудо Мориц - Его большой день

Все дальше да дальше с каждым днем отваживался улетать Канюля. К осени он уже кружил над сжатыми полями, садился на ближайшие деревья и кусты и подстерегал мышей или зеленых кузнечиков. Ни одна мышь не могла укрыться от его зоркого взгляда и острых когтей. Но, насытившись, он всегда возвращался домой.

Так он вырос и уверенно парил высоко в воздухе. Часто, увидев, что я иду в лес, Канюля летел за мной. Я по лесной тропинке иду, а Канюля над вершинами деревьев кружит. Иногда он так далеко отлетал, что я терял его из виду. Много раз он подолгу не возвращался, однако на следующий день утром ждал завтрака на старой липе перед лесничеством. Скрипнет дверь, а Канюля тут как тут и шмыг прямо в дом.

Так лето прошло, и осень обрызгала леса пестрыми красками.

До того верный своему дому, Канюля теперь все чаще улетал в горы и возвращался только через два-три дня. А однажды, что-то в половине октября, совсем улетел.

Мы его долго ждали. Петер мышей приносил и укладывал их рядком под липой, но Канюля не появлялся. Ни на второй день, ни на третий, ни через неделю так и не прилетел.

Петер голову повесил и ходил как потерянный. Как-то вечером прижался ко мне малыш и говорит: «Папочка, а не мог кто-нибудь застрелить Канюлю?»

«Нет, что ты, — стал я его успокаивать, — кто же будет стрелять в такую птицу. Скорее, он от зимы на юг улетел».

Не сказал мне сын ни слова, но как будто немного повеселел. Всем нам в доме Канюли недоставало.

Потом первые морозы наступили, и я оленей подстерегать ходил. Некогда было думать о Канюле.

А однажды — мы как раз убитого оленя свежевали — бежит Петер из-за дома и кричит что есть силы:

«Папа, папочка, Канюля вернулся!»

Смотрю я вверх. И в самом деле, Канюля прилетел! Кружит над лесничеством, все ниже и ниже спускается. Да не один прилетел, еще подружку с собой привел.

Хоть и заняты мы были, но работу побросали и на нашего Канюлю глядим во все глаза. А он совсем во двор спустился. Его подружка на соседнем ясене ждала.

«На, Канюля!» И я кинул ему кусок свежего мяса. Он мясо в клюв схватил и с ним в сад перелетел. Съел мясо и вернулся во двор, вблизи от нас сел и кричит: «Киииа-киииа!» Петер к нему подошел, по блестящим перьям хотел погладить. Но Канюля в руки не дался.

И вдруг с ясеня послышался настойчивый зов.

Канюк голову поднял, подпрыгнул и взлетел. Описал он несколько кругов над лесничеством, почти касаясь крыши, и все кричал, словно прощался с нами. Мы следили за ним, Петер махал ему рукой. К Канюле его подружка присоединилась. Оба долго еще кружили в высоте, пока не превратились в крохотные, еле видные точки. И тогда плавно полетели к югу. Давно они уже из виду скрылись, а мы все в ту сторону глядим.

…За долгую зиму мы о Канюле позабыли. И Петер себе другую забаву нашел.

В один из чудесных апрельских дней вбежал мальчик на кухню и кричит:

«Идите, идите все сюда! Канюля прилетел!»

Мы на двор выскочили. И вправду, вон он! Над лесничеством в воздухе плавал канюк. Он спускался кругами ниже и ниже и при этом все время пищал.

«Это он, он! Наш Канюлька! — выкрикивал Петер, прыгая как безумный, и вдруг начал звать: — Иди, иди сюда, Канюлька, миленький!»

Но канюк, сделав несколько кругов, улетел в лес.

«Поздороваться прилетел, не забыл нас!» — улыбаясь, сказала жена.

Я молча кивнул головой.

Мы все были уверены, что это был он, наш Канюля. Благодарная, стало быть, птица, не забыла тех, кто ей добро сделал…

Дядя Богдан замолчал, но мы еще долго сидели на прогретой солнцем меже. Красивый вид открывался на долину. Откуда-то доносилась протяжная песня девушек. Это были жницы. Тогда только-только начинали убирать овес.

Мы идем по тропинке через старый еловый лес. Дядя Богдан, как всегда, впереди, я за ним. Здесь так хорошо. Прохладно, сумеречно! В воздухе сильно пахнет хвоей и смолой.

Вдруг дядя Богдан остановился. На тропинке что-то привлекло его внимание. Я осторожно подхожу.

Большой черный муравей тащит мертвую гусеницу. И как старательно! Поклажа в несколько раз больше его самого. Гусеница то сваливается в ямку, то застревает у веточки. Муравей никак не сдвинет ее с места.

«Эх ты, бедняга, не по силам тебе ноша! Где уж тебе дотащить!» — думаю я.

Однако муравей не сдается. Обежал гусеницу и старается ее сзади подтолкнуть. Но ничего у него не выходит.