Владислав Крапивин - Трое с площади Карронад

В доме у Веры Анатольевны были две большие комнаты с побеленными стенами и несколько закутков и комнатушек. Мебель стояла старая, и её было мало. Главным образом, кровати. Вера Анатольевна летом сдавала комнаты отдыхающим.

— Ведь не ради денег, Леночка, — рассказывала она как-то маме. — Скучно одной... А теперь вы приехали, вот у меня и праздник.

Мама вежливо поцеловала её в коричневую щёку. А Вера Анатольевна нерешительно улыбнулась и сказала:

— Умру когда, всё вам и останется...

Славка увидел, как маме это не понравилось. Ему тоже. Что они, за наследством сюда приехали? Но Вера Анатольевна торопливо добавила:

— Ты только не обижайся, Леночка, вы ведь у меня одни...

Славка знал от мамы, что муж Веры Анатольевны был директором школы в Новочеркасске и умер пятнадцать лет назад. Давным-давно была ещё маленькая дочь, но она погибла под бомбёжкой в первые дни войны.

Конечно, невесело жить одной...

В тот день, когда Славка получил пятёрку по математике, он вернулся домой в самом лучшем настроении. Мамы не было: она ушла договариваться насчёт работы. Славка решил, пока её нет, оборудовать свой угол. Он жил в комнатушке с одним окном и хотел сделать её похожей на каюту.

Когда он здесь поселился, Вера Анатольевна сказала:

— Не тесно тебе, Славушка? В угловой комнате попросторнее...

— Нет, спасибо. Вера Анатольевна, здесь хорошо.

— Ну, хорошо так хорошо... — Она повздыхала и принесла из сарайчика обшарпанную, но прочную этажерку.

Узкий, будто корабельная койка, диван, столик, этажерка, вешалка за дверью — что ещё надо?

А сегодня по дороге из школы Славка купил в книжном магазине большую карту мира. Она могла закрыть всю стену над диваном.

— Вера Анатольевна, можно, я её повешу?

— Да что ты спрашиваешь... Твоя комната, делай как хочешь. Говорил бы ты мне, Славушка, "баба Вера". Не чужие ведь...

— Хорошо... баба Вера. А молоток у вас есть? И гвоздики...

Он прибил карту, а потом, над столиком, рисунок Женьки Аверкина, Тут Вера Анатольевна позвала его обедать. Пока Славка жевал котлету и глотал компот, она всё поглядывала на него издалека. Потом сказала:

— Всё не пойму, похож ты на своего папу или нет... Иногда вроде бы совсем такой же, а иногда — непохожий.

Славка вытряхивал в рот прямо из стакана компотные ягоды (что, разумеется, никогда не должны позволять себе воспитанные дети). Он прожевал их и сообщил:

— Мама говорит, что я ни на кого не похож. Все в роду тёмные были, а я русый.

— Папа твой тоже светленький был...

— Да что вы, Вера Ан... ой, баба Вера... У нас же карточки есть. У него тёмные волосы! И мама говорила...

— Мама-то его не видела маленького. А у меня есть фотография. Хочешь взглянуть?

— Спасибо. Хочу, конечно.

Они пошли в комнату, и баба Вера опять долго звенела пузырьками в шкафу, из которою пахло лекарствами. Достала картонную коробку. В ней лежали вперемешку разные снимки.

— Вот он, Валерик... Папа твой. Сколько уж прошло-то? Двадцать пять лет почти... Это когда мама его уже болела, и он у меня жил.

Славка даже замигал. На лужайке среди пушистых одуванчиков и солнца стоял мальчишка лет восьми с велосипедом "Школьник". С прямыми светлыми волосами и кисточкой на макушке. В сбившейся на животе клетчатой рубашке. Он смотрел весело и смело. В глазах — блестящие точки.

— Наездник, — шёпотом сказал Славка.

— И верно, наездник, — согласилась баба Вера. — Всю жизнь за рулём. Вот и... А что ни говори — похож.

Не может быть, что столько лет прошло! Снимок будто вчера сделали. Прочный, блестящий, без всякой желтизны. И чёткий-чёткий. Каждое семечко видно на одуванчиках, каждый узорчик на шинах велосипеда. А у мальчишки — каждый волосок. И царапинка на лбу. И крошечная родинка под левой коленкой — такая же, как у Славки. И даже видны прожилки в радужной оболочке глаз, обращённых прямо на Славку.

"Это папа... — мысленно сказал Славка. — Па-па..." Он словно пробовал на вес это слово. Он его так редко говорил.

Кому скажешь?

Но и этому мальчишке не скажешь. Это просто Валерка Семибратов. Похожий на Наездника пацанёнок, не знающий, что у него будет когда-то сын Славка.

Или... знающий всё-таки?

"Ты кто?"

"Я... Славка... Твой сын".

"Вот это да! А не врёшь?"

"Хоть кого спроси..."

"Интересно... А какой ты, сын?"

"Я... я не знаю..."

"А кто знает? Пушкин? Чего ты молчишь?"

"А чего говорить?"

"Какой ты? Смелый?"

"Ну..."

"Что ну? Говори по правде".

"Если по правде, всякое бывает".