Владислав Крапивин: Трое с площади Карронад

Но в такие моменты нельзя изворачиваться и хитрить. По крайней мере. Славка не мог, не хотел. И Тим, видимо, не хотел тоже. Потому что Женька просился не в матросы. Ему просто хотелось быть вместе со Славкой и Тимом.

Славка медленно повернулся к Тиму. Тим опустил глаза.

Женька сказал шепотом:

— Я тогда не думал, что ты всерьез насчет "Сатурна"... Я бы не испугался.

— Ну, а если бы даже испугался... Подумаешь, — хмуро сказал Тим. — Каждый может испугаться... И вообще это была глупая затея, теперь я понял.

Славка опять оглянулся на него. Удивленно.

— В самом деле, — сказал Тим Славке. — Я уже думал. Надо было не так. Надо было шум поднимать на весь город. Может быть, и спасли бы "Сатурн".

Женька повторил негромко, но упрямо:

— Я все равно бы не испугался.

— Я знаю, — сказал Тим.

Женька обрадованно поднял голову. Папка соскользнула у него с колен. Листок с рисунком спланировал в сторону и лег на камни. К нему бросились все трое. Хотели схватить, перепутались руками. Посмотрели друг на друга и засмеялись.

— Порвем ведь... — сказал Славка. — Осторожнее...

А Тим спросил у Женьки:

— Ты хорошо плаваешь?

— Не знаю... Нормально. А что, Тим?

— "Что"... А если вылетишь с яхты?

— Тим... Я хорошо!

— Если потонешь, в другой раз не возьмем, — сказал Славка.

Шуточка была так себе, но разве в этом дело? Женька сразу сделался такой счастливый. Но он стеснялся показать, какой он счастливый, закусил губу и понес рисунок к папке. Тим и Славка пошли за ним.

В распахнувшейся папке лежали другие листы. И сверху...

Сверху лежал большой портрет Шастика!

Уже сбегались легкие сумерки, но стало видно, что Женька опять покраснел. Его не успели ни о чем спросить, но он, видимо, и сам понял, что ребята удивились.

— Это я для Потапенко нарисовал, — пробормотал он. — Она просила зайца, чтобы сшить такого же, как раньше, а я не стал. Я подумал: зачем вам другой Артемка? И вот этого придумал...

— Женька! Значит, Любка тебе все рассказала?

— Она же слово дала, — сказал Тим.

— Она еще раньше рассказала, вечером в воскресенье. Она уже все знала... Ребята, я ей сказал, чтобы молчала намертво! И сам...

"А ведь правда: он в понедельник и вида не подал, что знает", — подумал Славка.

— Ну и хорошо, — решительно сказал Тим.

В самом деле хорошо. Не надо будет ничего скрывать от Женьки.

Они уложили рисунки в папку и сели на скамью. Помолчали. Потом Женька спросил:

— А этот... которого она сшила... Его как зовут?

— Шастик, — сказал Славка.

— Он плавает с вами?

— Плавает. Завтра увидишь, — пообещал Тим.

— Я его живьем-то и не видел, — объяснил Женька, — Она сшила и даже не показала.

— Странная она, эта Любка, — сказал Славка. — Я ей говорю тогда: "Спасибо за зверя", а она как фыркнет: "П-жалста..." И больше разговаривать не стала. Пошла драться с Савиным.

— У каждого свой характер, — заметил Тим рассудительно.

Стало еще темнее. На военных кораблях переливчато и немного печально заиграли горнисты. Это значит, верхний краешек солнца ушел за морской горизонт. Над Орудийной бухтой зажглись огни. Вдали коротко прозвенели куранты: три четверти. Славка пошарил в кармане, достал мамины часы и положил на левую ладонь. Темнота наваливалась очень быстро, но он различил циферблат и стрелки. Было без пятнадцати минут семь. Рядом с часами темнела маленькая точка — след карандашного прокола. Тимкина веснушка. Славка осторожно согнул пальцы, словно хотел согреть севшую на ладонь бабочку...

Из недалекого переулка, где светились окна, выбежали на площадь четверо мальчишек. Разглядели в сумерках, что кто-то есть на скамейке, и подошли.

— Тим! Ребята, Тим пришел! И Славка!

— А это Женька, — сказал Тим.

— Погоняем искорки?

— А биток есть?

— Вот. — Мальчишка протянул зазубренный кусок железа.

— Похоже на осколок, — сказал Женька.

Славка взвесил железо в руке:

— Тяжелый. Хорошо бьет?

— Здорово! Попробуем?

— Вставайте на тот край, — сказал Тим. — А мы здесь, втроем.

Ребята убежали метров за двадцать и выстроились там еле различимой шеренгой.

Славка изогнулся и метнул осколок. Метнул, будто плоский камешек по воде, чтобы "напечь блинов". Славка умел рассчитывать рикошеты. Когда-то смертельный, а теперь безвредный кусок железа со звоном помчался над землей. Он выбил из камней яркие-яркие искры.

1979 г.