Владислав Крапивин - Рассказы и повести

Твердые, будто асфальт, они сами просятся под колесо, и километры летят незаметно…

А все-таки этот Феликс наврал. Стан оказался гораздо дальше, чем он говорил. Алешка насчитал десять километровых столбов, прежде чем увидел в стороне от насыпи длинные навесы и зеленые вагончики. Далеко среди желтого пшеничного поля.

Алешка подкатил к переезду. От шлагбаума разбегались дороги. Одна, пыльная и неширокая, вела к стану.

У горизонта ползли комбайны, похожие на припавших к земле кузнечиков…

Алешка остановил велосипед у крайнего вагончика. Несколько человек стояли рядом и все враз кричали друг на друга. На Алешку даже не глянули. Он этого не ожидал. Он думал, что спросят сразу: «Ты здесь зачем?» Тогда бы он объяснил. А так что делать?

— Здравствуйте, — сказал Алешка кричащим людям.

Они не слышали.

— Мне надо Колыванцева! — громко заявил Алешка.

Никто не обернулся.

Тогда он положил велосипед, шагнул к ним и, собравшись с духом, кого-то потянул за рукав.

На Алешку глянули сердитые, непонимающие глаза:

— Ну?

— Мне надо Колыванцева! — отчаянным голосом повторил Алешка.

— А я при чем? — Вдруг человек посмотрел куда-то через Алешку и крикнул с явным облегчением: — Дмитрий Васильич! Иди! К тебе тут…

Колыванцев был высокий, в пыльных до белизны сапогах, в сером пиджаке и полотняной фуражке, которая когда-то была белой, а теперь стала одного цвета с пиджаком. Худое небритое лицо его показалось Алешке сердитым.

— Что нужно? — спросил Колыванцев и, не дождавшись ответа, повернулся к спорящим: — Хоть орите, хоть нет. Зернопульты я вам вручную, что ли, буду крутить? — И опять нетерпеливо взглянул на Алешку. — Чего тебе?

— Мне Великанова, — пробормотал Алешка.

— Какого еще Великанова? Трое их.

— Миш… Михаила, — сказал Алешка. Феликс говорил ему про какого-то Мишку Великанова.

— Ну, а я-то для чего? Ищи этого Михаила.

— Ну, вы послушайте, — громко и жалобно произнес Алешка. — Ваш Ерохин застрял со столбами и говорит: «Найди Колыванцева, пусть пошлет Великанова, чтоб меня вытащил!»

— Кого вытащил? — хрипло спросил Колыванцев.

— Да Ерохина же! Два километра от тракта, на старой дороге.

Колыванцев отчаянно хлопнул себя по карманам.

— Какой дьявол его туда понес?! Где я тебе возьму Великанова?! Он здесь раз в сутки бывает! Чего чепуху-то молоть!

Алешка отступил на шаг.

— Что вы на меня кричите? — тихо сказал Алешка.

Он еще хотел добавить, что не заставлял Ерохина опрокидывать прицеп, а Великанова — лишь раз в сутки приезжать на полевой стан… Но Колыванцев замолчал, вздохнул и неожиданно спросил:

— Есть хочешь?

Алешка посмотрел в глаза Колыванцеву — припухшие, усталые и немного виноватые. Вытер локтем вспотевший лоб и кивнул. Он и правда хотел есть.

Они прошли через широкую утрамбованную площадку. Словно кто-то расчистил здесь футбольное поле. По краю площадки было вырыто несколько узких глубоких ям. «Для столбов, — понял Алешка. — Может быть, еще успеют поставить сегодня? Интересно, что такое зернопульты?»

— Уморился, пока ехал? — на ходу спросил Колыванцев.

— Да нет, — сказал Алешка и постарался шагать пошире.

— Все же без седла, на ногах. Километров двенадцать накрутил.

— Подумаешь, — сказал Алешка и вспомнил Юркин язвительный шепот. Собирались на рыбалку, и Юрка шептал: «Ну его, Борь, маминого сыночка. Еще заплачет по дороге, что устал…»

Шиш тебе, Юрка!

У дальнего вагончика дымила походная кухня, похожая немного на старинный паровоз.

— Катюша! — позвал Колыванцев.

Маленькая смуглая Катюша выскочила из-за кухни. «Будто прокоптилась здесь у огня», — подумал Алешка, и ему стало почему-то смешно.

— Осталось у тебя что-нибудь? — спросил ее Колыванцев.

Блестя белками глаз, Катюша затрещала:

— Ой, господи, Дмит-Васильич, ковалевцы не приезжали, Мохов не приезжал, студенты тоже. Совсем, что ли, не будут обедать? Куда я буду все это девать?

— Покорми человека. — Дмитрий Васильевич подтолкнул Алешку в спину шершавой ладонью.

Алешка получил полную чашку супа из разваренной картошки с коричневыми крупинками мяса.

Раньше, когда мама водила его к кому-нибудь в гости, он всегда отчаянно смущался за столом. Давился пирогом, захлебывался чаем и от неловкости начинал болтать ногами, что, по утверждению мамы, было уж совсем скверно.

А тут он не стеснялся. Нисколько. Сел прямо на землю, опустил ноги в яму для столба, поставил посудину на колени и взялся за ложку. Но алюминиевое дно обжигало колени. Тогда Алешка отошел к траве, лег на живот, поставил чашку перед собой. Сейчас же из травы попрыгали в суп крошечные зеленые букашки. И сварились. Алешка вздохнул: