Владислав Крапивин - Рассказы и повести

Капитан улыбнулся.

— Я передам им от тебя привет. Они будут довольны. Или вот что: лучше я привезу тебе пару пингвинят. Идет?

Мальчик не обиделся на шутку. Он представил двух смешных пингвиньих детенышей, важно ковыляющих на красных лапах и засмеялся. Засмеялся и Капитан. И девушка…

За квартал от остановки, у темного поворота, забренчал, засветился окнами и рассыпал зеленые обрывки пламени трамвай. Тот самый, пятнадцатый, с зеленым и красным огоньками. Его и ждал Капитан.

«Еще минута, — подумал мальчик. — Ну, может быть, две, если трамвай задержится у светофора».

Трамвай не задержался.

Радость мальчика не погасла. Она стала чуть глуше, с легкой тенью печали. Таким делается свет, когда в комнате на яркую лампу надевают зеленый абажур.

— Вот и все, — глядя на Капитана, шепотом сказал мальчик. Он хотел сказать: «Вот и ваш трамвай», но это было слишком длинно.

— Да, — ответил Капитан, и мальчик почувствовал, что на левом плече куртка на секунду стала тяжелее: Капитан коснулся его плеча ладонью.

— Хочешь, я привезу тебе… ну, скажем, черный камень с того берега? Настоящий антарктический камень. Край там сувенирами не богат.

Это уже не было шуткой.

— Конечно! — звонко сказал мальчик.

— А не забудешь? Я вернусь через полгода.

— Я? — сказал мальчик. — Забуду?!

— Тогда слушай адрес…

— Не надо! — почти испугался мальчик.

Он не хотел так просто узнать адрес. Через полгода он сам найдет Капитана. Так будет лучше. А найти он сумеет. Разве можно не отыскать такого человека?!

Подошел трамвай, и, зашипев, разъехались двери.

— Вот увидите, я найду вас, — торопливо сказал мальчик.

— Я знаю. Спасибо за звезды.

Капитан пропустил вперед девушку и сам поднялся на подножку.

— Слушай, возьми! — вдруг закричала девушка и протянула через плечо отца зонт, который был без созвездий. — Возьми! Мы все равно живем рядом с остановкой.

— Возьми, — кивнул Капитан.

— Зачем? Все равно я уже как мокрый цыпленок. — Мальчик сказал это и вдруг испугался, что девушка подумает, будто он до сих пор не забыл ее насмешку. — Дождь совсем теплый, — объяснил он поскорее. — Пустяки.

Дверь угрожающе зашипела, готовая сдвинуть створки.

— Как тебя зовут? — крикнул Капитан.

— Славка, — сказал мальчик и зашагал домой по блестящему асфальту.

А дождь сыпал на него крупные капли, и каждая капля несла в себе искорку света. Словно оттуда, сверху, они захватили с собой по крошечной звезде, которыми в безоблачную ночь, как пылью, усеяно небо.

Славка шел, смеялся и ловил звездные капли губами.

Кто бывал в Консате, должен помнить узкую и крутую лестницу, вырезанную в береговых скалах. Лестница начинается у площадки с колоннадой и ведет к морю. Внизу ее отделяет от воды только узкая полоска земли. Покрытая ноздреватыми камнями и круглым галечником, она тянется между морем и желтовато-белыми скалами от Долины Юга до самой Северной Косы, где наклонной иглой пронзает небо обелиск памятник погибшим астролетчикам.

Здесь хорошо собирать обточенные волной пестрые камни и охотиться за черными злыми крабами. Ребята из школьного городка, лежащего к югу от Ратальского космодрома, по дороге домой всегда задерживаются на берегу. Набив карманы находками, ценность которых никогда не понимали и не понимают взрослые, они взбегают по высоким ступеням. Старая лестница нравится им больше чем эскалатор, бегущий среди скал в сотне шагов отсюда.

В ту пору я только что закончил отчет о третьей экспедиции в бассейн Амазонки. Теперь целый месяц можно читать обыкновенные книги, по которым я так стосковался за эти дни напряженной работы.

Взяв томик стихов или новеллы Рандина, я уходил на верхнюю площадку Старой лестницы. Место было пустынное. В трещинах каменных плит росла трава. В завитках тяжелых капителей гнездились птицы.

Сначала я все время проводил на площадке один. Потом туда стал приходить высокий смуглый человек в серой куртке странного покроя. В первые дни мы, словно по взаимному уговору, не обращали внимания друг на друга. Но, кроме нас, здесь почти никто не бывал, и мы, постоянно встречаясь, стали в конце концов здороваться. Но никогда не разгодаривали. Я читал книгу, а незнакомца все время, видимо, беспокоила какая-то мысль, и, занятый ею, он не хотел вступать в разговор.