Софья Андреева - 77 бантиков на одной голове

Кикирилла насторожилась. Причем здесь Ромашки? Почему такой неожиданный переход от золотого корня к Ромашке?

— Причем здесь Ромашка? — с озабоченным видом посмотрела она на Мухоморыча.

— Ну, так ведь её же унес человек.

— Знаю, дальше-то что?

— Так спасать надо! — напомнил Мухоморыч.

— Кого?

— Золотой корень.

Кикирилла опустилась на кресло, и глубоко задышала. «Еще минута, и я не знаю, что будет через минуту, скорее всего это будет грибной суп», — думала Кикирилла.

Старичок выпрямился, руки его затряслись и он, словно извиняясь, добавил:

— Я как размышлял. Раз золотой корень расцвел, раз его украли, значит надо спасать. Ромашка ведь и погибнуть может.

Кикирилла тяжело вздохнула, и словно робот, скорее из вежливости, чем из любопытства спросила.

— Причем здесь золотой корень, и Ромашка?

— Так ведь золотой корень — это Ромашка. Или вернее Ромашка и есть золотой корень.

Мысли Кикириллы словно остановили свой бег. Получается, ответ на загадку постоянно был рядом. Они искали, то, что само просилось в руки!!!

«Милый Шиповник… он оказывается самый дальновидный, самый сердечный. Ну почему провидение подарило золотую Лилию не Шиповнику. И Ромашка бы так не мучилась в лапах похитителей….» Кикирилла уткнувшись в ладони громко разрыдалась. Она плакала про все, что выпало на её долю за последнее время. Как она будет смотреть в глаза Ромашке, если конечно они не опоздали, и она до сих пор жива!

Ядигида с Петушком с минуту сидели, словно пораженные молнией. Наконец, они вскочили, схватили Мухоморыча стали обнимать, тискать, тормошить старичка.

— Ну откуда ты узнал, что именно Ромашка — золотой корень? — терзали они его своими вопросами.

Мухоморыч, потупив взгляд, честно признался.

— Я не знал, что это золотой корень. Она расцвела так неожиданно, я даже толком то и не понял. Говоря по правде, я не обратил особого внимания. Мало ли Ромашек? Ну, расцвела, так расцвела, живи себе…. Правда вроде как помолодел я сразу. Я ещё даже подсмеивался над Шиповником, который безумно в неё влюбился, когда первый раз случайно проходил мимо. Потом ненароком крюки в пути стал давать, чтобы её увидеть. Идет гоголем как будто не к ней, а мимо, так ненароком, а сам то глазками в её сторону ширк, да ширк… Вижу, околдовала красна девица добра молодца. Я сразу молодость вспомнил… — тут глазки Мухоморыча затуманились, словно их стало заволакивать пелена воспоминаний. Ядигида предусмотрительно постучала коготком по плечу старичка, выводя его из оцепенения,

Мухоморыч вздрогнул. Он снял шляпу, почесал затылок, словно без этого движения мысль не работала и продолжил:

— Не обратил бы внимание, если бы не браконьер в темных очках, я ж думал он сейчас мне по морде…ну я успел в кусты, а он хвать Ромашку, и дернул, с корнем прямо, а корень то золотой как сверкнет. Ну, враз глаза ослепило! Я и не поверил сначала. Глаза протер, снова гляжу. Браконьер в пластиковую бутылку земли сыпанул, и её туда. Думал, сломает, гляжу ничего. В сумку её сунул и ушел, а вскоре и поганка пришла со своей настойкой, я уж было совсем к тебе собрался бежать. Но ведь на моих, — и старичок потряс своими кривыми ножками, — далеко не убежишь. Да на пеньках не уедешь. А тропинок я боюсь, я между прочим мимо твоего дома, раз пять проехал, звал тебя, кричал…

— Извини, — тихо сказала Кикирилла. Теперь ей было стыдно перед Мухоморычем, за то, что она не проявила должного внимания и терпения к старичку.

Но теперь по крайней мере, теперь появилась надежда, найти золотой корень. Как это удивительно Ромашка — золотой корень! Кажется такое впервые в тайге. По воспоминаниям старожилов корнем были дубы, кедры, ели… Удивительно, но провидение подарило золотой корень этому незаметному растению.

— Ну что ж, Ромашка так Ромашка, — хлопнула себя по колену Кикирилла. Будем искать Ромашку!

— Ее наверно Шиповник нашел, так что скоро она будет дома, — заметила довольная Ядигида. Петушок вскочил на конек дома заливисто прокукарекал тайге добрую весть.

Вьюн удобно устроился в кресле кафе. Вальяжно развалившись он поигрывал пальчиками на чистой скатерти стола. Меню которое официант ему протянул, Вьюну не понадобилось. Он не любил этих городских изысков. Он предпочитал чистую родниковую воду, — это было полезно для его здоровья. Поправив на груди награды, а их было две — это деревянная медаль Деда Мороза, и орден Чертополоха. Вьюн высокомерно посмотрел на официанта, и велел ему пригласить директора. И вообще, — упрекнул он официанта, — директор должен был сам встречать меня у порога.