Майя Лунде - Через границу

Однако она на меня едва взглянула – даже новой прически не заметила.

– Ты что тут забыла? – она оттолкнула меня в сторону.

– Там кто-то есть.

– Чушь. Немедленно выйди отсюда!

– Но я слышала голоса!

– Я же сказала – выходи!

В мамином голосе зазвенел металл, и я поняла, что спорить смысла нет. Надо подождать, когда вернется ее обычный голос.

Я послушно поплелась наверх, однако мама осталась в подвале.

– Мам, а ты сама-то чего не идешь?

– Иди к себе в комнату.

Я поднялась наверх, в прихожую, но на второй этаж не пошла. Спряталась за приоткрытой дверью и стала наблюдать.

Сначала мама огляделась.

Затем подошла к большому стоящему в углу шкафу и, разувшись, принялась двигать его к запертой двери. Шкаф, похоже, оказался тяжелым. Мама запыхалась, ее волосы разлохматились. А ведь аккуратней мамы нет, даже помада у нее никогда не размазывается.

Наконец она пододвинула шкаф к двери. Теперь никто бы не догадался, что за ним дверь. После этого она взяла в руки туфли и поднялась наверх.

Я выскочила из-за двери. Хорошо бы она не поняла, что я подглядывала! Кажется, ничего не заметила.

Лишь теперь она меня разглядела.

– Я тут слегка подстриглась, – сказала я, опередив расспросы.

– Герда… – странно, но металл из ее голоса испарился. Теперь он был мягким, как пуховое одеяло.

– Мне же идет, да? – я натянуто улыбнулась, но ответной улыбки не дождалась.

Не говоря ни слова, мама взяла меня за руку и повела на кухню.

Странно – почему она даже не рассердилась? Ее мысли явно были заняты чем-то еще. Мои, впрочем, тоже. Я никак не могла выбросить из головы эти голоса. Кто же прячется у нас в подвале? Не они ли воруют еду с кухни?

Ужин в тот день тоже получился странноватый, но дело было не в еде. Ели мы, как обычно, тушеную капусту. Уже во второй раз только за эту неделю. С картошкой. Снова с картошкой.

Странными были мама и папа. Не рассердились, что я толкнула Отто. И что волосы остригла – тоже. Они сидели молча, даже не сидели, а вроде как примостились на краешках стульев. Быстро, почти не жуя, глотали еду. Время от времени переглядывались, а когда за окном проезжала машина, чуть вздрагивали.

Вот они снова вздрогнули, но уже сильно. Очередная машина не проехала мимо, а остановилась возле нашего дома.

Потом в дверь позвонили.

Мы с Отто выскочили из-за стола и наперегонки бросились открывать. За дверью стоял Юхан. Сзади, в автомобиле, сидел его отец, господин Дюпвик. Из окошка машины тонкая струйка сигаретного дыма.

Юхан протянул руку, в которой что-то блеснуло.

– Смотри, новенький.

– Ух ты! – восхитился Отто. – Красота!

В руке у Юхана блестел охотничий ножик с красивой деревянной рукояткой и острым лезвием.

– Пошли в ножички играть? – предложил Юхан.

– Пошли! – обрадовался Отто.

Игроком Отто был скверным, но с таким чудесным ножиком кто угодно согласился бы играть. Впрочем, Юхан тоже играл не ахти, так что шансы были примерно равны.

К нам подошел папа. Он оттеснил Отто в сторону, подошел к Юхану.

– Мы же просили тебя больше не приходить. Ты что, забыл? – спросил он Юхана.

– Но я только хотел…

– Так что передавай отцу привет, – перебил его папа, – и скажи, что нацистским помощникам у нас делать нечего, – папа кивнул в сторону машины, где сидел Дюпвик.

Юхан молча отвернулся и, ссутулившись, зашагал к отцу.

Дюпвик распахнул дверцу и вышел навстречу сыну. На нем была темно-синяя форма. Он помог Юхану забраться в машину, погладил его по голове, потом повернулся к нам и злобно уставился на папу. От его взгляда мне стало не по себе – гораздо хуже, чем от взгляда Отто. Но папа не отвернулся и посмотрел Дюпвику прямо в глаза. Они будто разговаривали о чем-то, хотя никто словом не обмолвился. Внутри у меня все похолодело.

Затем дверца машины захлопнулась. Дюпвик с Юханом уехали.

Папа медленно закрыл дверь и протянул Отто руку.

– Отто, сынок, ты же понимаешь…

Но Отто резко повернулся и бросился наверх, к себе.

Я почти окаменела – я не поняла, что произошло, но сердце мое словно сжала чья-то холодная рука.

– Отец Юхана состоит в партии «Национальное единение», – сказал папа. Как будто это о чем-то мне говорило.

– Ты же знаешь, что те, кто там состоит, помогают нацистам? – спросил он.

Я кивнула.

– У нас с ними ничего общего быть не может, – добавил он.

– Но Отто с Юханом – лучшие друзья!

– Нет, – возразил папа, – уже нет. С детьми нацистов вы играть не будете. Ясно?