Мария Белахова - Две повести

— Спасибо вам, Павел Иванович, большое спасибо за участие!

— Пожалуй, не за что благодарить, Татьяна Михайловна. Мы это дело проворонили, надо было всем нам приглядывать за вашими ребятками. Без отца ведь они растут. Вам, понятное дело, надо было полечиться. А парень-то он, Саня, башковитый, ученая голова, как и мой Михаил. Беречь их надо. Я обязательно с ним поговорю.

…Саня всегда чувствовал доброе отношение Павла Ивановича Фролова к себе и к Ире. Он приглашал их к телевизору и частенько, даже теперь, когда Саня и Ира стали большими, угощал конфетами. Когда Саня был маленький, Павел Иванович, если шел куда-нибудь с Мишей — в зоосад, в планетарий или в цирк, — обязательно брал с собой и Саню.

— Нам, мужчинам, надо вместе держаться, чтоб нас женщины не обидели, — говорил он иногда.

Ребята давно понимали, что Павел Иванович шутит и что на самом деле он боится, как бы не обидеть женщин. Если Мишу за что-нибудь ругала мать, Павел Иванович моргал сыну: помалкивай, мол, она пошумит, пошумит и успокоится. С таким единомышленником Миша чувствовал себя крепко и снисходительно молчал, когда мать пробирала его. Сане нравились товарищеские отношения Миши с отцом, нравился сам Павел Иванович, и он во многом старался подражать ему. Но подражать ему не так-то легко! Можно быть веселым и добрым, как Павел Иванович, но, пожалуй, совсем невозможно стать таким же умелым, как он. Недаром Павел Иванович знатный человек своего завода. Он положительно все мог делать: сам ремонтировал радиоприемник и телевизор и умел делать так, что во время школьных экзаменов телевизор переставал работать. Он сам ремонтировал квартиру — шпаклевал, красил, клеил обои. И что самое удивительное — он умел готовить суп, жарить котлеты, чистить картошку. Зинаида Ивановна как-то сказала Павлу Ивановичу:

— Вы удивительный муж! Таких редко встретишь. А скажите, вы не стыдитесь выполнять женскую работу?

— Это почему же я должен стыдиться? Аня ведь не стыдится выполнять мужскую работу на заводе! Вы, Зинаида Ивановна, отсталый человек, хоть и кончили гимназию. В вас пережиток прошлого живет. Когда женщина только своим домашним хозяйством занималась, как вы, например, сейчас, тогда и спрос с нее другой, и отношение к ней иное. А моя Аня не хуже меня работает да еще выбрана членом месткома. Почему же она должна дома одна за всех лямку тянуть?

Слова Павла Ивановича не расходились с делами. Он во всем помогал своей жене.

Саня заволновался и испугался, когда Павел Иванович позвал его к себе. «Наверно, — подумал он, — Мишка и отцу разболтал».

— Давай потолкуем, Александр, — сказал Павел Иванович. — Что там у тебя стряслось?

Казалось бы, чего проще — взять и рассказать обо всем дяде Паше. Ведь он наверняка все поймет. Но как сознаться в плохих поступках человеку, мнением которого очень дорожишь? Нет. Кому угодно, только не ему. Может, все обойдется. И он сказал Павлу Ивановичу:

— Да ничего, дядя Паша! Подумаешь, двойки! Захочу и все исправлю.

— А что ж ты мать обижаешь? Вырастешь, поумнеешь, сам себе этой гадости не простишь. Мать — дело святое!

— Я понимаю, — нахмурился Саня.

— И хорошо, что понимаешь. Ты брось дурака валять, возьмись за дело. И мать успокой. Понял? Вот если б она работала на нашем заводе, у нас нашлись бы защитники. Знаешь, как у нас делают? Если чей парень не учится или хулиганство какое допускает, его самого, голубчика, вызывают на завод, в местком. «А ну-ка, парень, расскажи нам о своих художествах!» Парень мнется, мнется, видит — люди серьезные сидят, расскажет и обещание даст. «Хорошо, говорят, мы тебе верим, но на всякий случай проверочку сделаем. А не сдержишь слова, прикрепим к тебе общественного воспитателя». Мы наших женщин поддерживаем. Ну, а ты сам берись за ум. Даешь слово? По-честному?

Конечно, Саня дал слово. Искренне. Но легко сказать «возьмись за ум!» Дядя Паша еще не знает, как на самом деле ему, Сане, плохо. Дело не только в двойках!

В понедельник Татьяна Михайловна пришла в детский дом, но работать не стала. Она договорилась с педагогом, которая ее замещала, что та поработает еще три дня.

В школу она успела к пятому уроку. На втором этаже через стеклянную дверь, которая отделяла коридор от лестничной площадки, она увидела группу школьников, толпившихся около одного класса. Сразу бросилось в глаза, что ребята из разных классов — седьмых и восьмых и даже десятых. Все они, как видно, волновались. Когда одна девочка вышла из класса, ее моментально окружили. Та, вся пунцовая, взволнованная, что-то рассказывала.