Мария Белахова - Две повести

Ирина Андреевна стала рассказывать Наташе про папу и бабушку:

— Папа наш большой, высокий. Выше меня на целую голову. Глаза у него такие же коричневые, как у тебя. Когда папа веселый, глаза узенькие, как щелочки. А когда огорчится или рассердится, они круглые, большие. Но папа почти всегда веселый и добрый. Бабушка тоже добрая.

Ирина Андреевна рассказывает, а сама внимательно рассматривает Наташу. Какие выразительные глаза у девочки! Спрашивает — и в глазах вопрос. Смешно — глаза смеются. Но грусть не уходит из глаз. Крепко прижилась. И вопрос и смех — все сквозь грусть. Волосы у Наташи каштановые. Наверно, будут говорить: «Как у мамы!»

— Уже поздно, пора спать, Наташенька, а когда проснемся, будет Москва. Там нас встретит папа.

Ирина Андреевна приготовила постель внизу, на двоих. Полка удобная, широкая. Они легли валетиком, каждый под своим одеялом.

В вагоне полумрак. Горит лишь синяя лампочка. Ирина Андреевна знает, что не уснет так скоро. Но она лежит тихо и неподвижно, боясь разбудить Наташу.

Что-то будет завтра? Вдруг Наташа не понравится Антону? За последние дни эта мысль возникала у нее не раз. Но теперь, когда она представила себе завтрашнюю встречу на вокзале, даже испугалась. Конечно, не понравится! Худенькая, испуганная девочка в сером, бесцветном платьице, в черных грубых ботинках. Да еще такая дикарка! И, как будто муж в самом деле сказал ей что-то подобное, она мысленно стала с ним спорить: «Ну нет, Антон! Я не буду тебя убеждать. Ты предоставил мне одной право решить этот вопрос. Теперь поздно. Не любишь — дело твое. Сама воспитаю девочку».

А потом ее захватывают новые тревожные мысли. А сама-то она знает эту девочку? А если Наташа останется «замкнутой» и «моторно отсталой» на всю жизнь? Ведь Ирина Андреевна не знает наследственности девочки. Ничего, по сути дела, не знает о ней…

Нет, нет! Не будет она ни замкнутой, ни отсталой. Будет веселая, красивая, самая хорошая дочка! Зарумянятся щечки, нальются живым соком ее худенькие ручки и ножки. Забудет все тяжелое и страшное. Ирина Андреевна не начнет работать, пока Наташа не освоится в новой обстановке, не привыкнет к своей семье.

Удастся ли ей сохранить в тайне, что Наташа приемная дочь? Будет взрослой, пусть узнает. Но пока растет, формируется человек, надо уберечь от ударов. Ничто не должно омрачать жизнь этой крошки…

Уже давно за полночь. Ирина Андреевна тихонько поднялась, чтоб убедиться, спит ли девочка. Наташа лежала с открытыми глазами.

— Спи, дочка, — сказала Ирина Андреевна.

Но обе они уснули только под утро, недолгим, тревожным сном.

Что-то их ждет в Москве!

Поезд замедляет ход. Москва. Наташа сидит с потухшими глазами, безжизненная, застывшая. На лице — ни страха, ни радости: полное равнодушие ко всему. Молчит, даже на вопросы не отвечает. Ирина Андреевна смотрит на Наташу и не узнает ее. Что стало с девочкой? Как будто вынули душу из ребенка!

Сейчас встретит Антон свою дочку, и Ирина Андреевна увидит в его глазах жалость. Одну только жалость к девочке и деликатную укоризну в ее адрес.

Поезд остановился.

Ирина Андреевна смотрит в окно — Антона Ивановича нет. Уже выходили последние пассажиры из вагона, когда она увидела мать.

— Мама! — крикнула Ирина Андреевна.

Екатерина Павловна зашагала быстрее и подошла к окну. Она что-то говорила, но шум стоял такой, что ни слова нельзя было разобрать.

В это время Ирина Андреевна увидела носильщика и подала ему знак. Екатерина Павловна вошла в вагон, когда носильщик уже связывал ремнями вещи.

— А вот и внучка! Здравствуй, детынька! — Она нагнулась, поцеловала девочку.

— Где Антон, скажи ради бога! — чуть не плача, спросила Ирина Андреевна.

— Еще позавчера улетел. Куда-то далеко.

— Как же он мог?!

— Послали. Какая-то там авария на самолете.

Как же это можно? Что она теперь будет делать?

— А когда вернется, он сказал? — раздраженно спросила Ирина Андреевна мать.

— Нет, не сказал. Сам не знает. А ты с ума-то не сходи! — рассердилась вдруг Екатерина Павловна. — «Когда» да «что»! Разве для тебя это впервые? На фронт улетел, вот и все. Давай выходи! Наташенька, детка, пойдем! — обратилась она к девочке.

Они вышли. Носильщик быстро шел по платформе, а Наташа, сутулясь, семенила короткими ножками, как будто они у нее были связаны. Так ходила она в паре с Галей, когда вся группа гуляла по улице. Так шла и теперь, держась за руку, с бабушкой. А когда Ирина Андреевна ушла вперед, чтоб не отстать от носильщика, Наташа как будто и не заметила этого, продолжая плестись по опустевшей платформе.