Виктор Баныкин - Лешкина любовь

Вдали ненадоедливо шумела быстрая речушка, огибавшая колок, вокруг было пустынно и светло. От сухой земли, прикрытой несколькими слоями тлеющих листьев, отдавало горьковатым, кладбищенским запахом. Но когда ты не один, когда каждому из вас по восемнадцать лет, то все кажется прекрасным и отрадным: и грустный осенний лес, и запах увядания; и даже облезлый мышонок, юркнувший в норку, умиляет твою подружку, до этого как огня боявшуюся мышей, и ты тоже умиляешься с ней вместе.

— Посмотри, — сказала Варя, беря Лешку за руку, — посмотри, какой страшный курган.

Лешка повел глазами в сторону и увидел небольшой холм. На нем стояли три ели, обхватывая мшистый купол своими железными, почерневшими от времени корнями, точно паучьими лапами.

Доверчиво прижимаясь к Лешке плечом, Варя снова повторила:

— Правда, страшный и… какой-то таинственный? И как, скажи, пожалуйста, он появился тут на ровном месте?

В тон Варе, загораясь ее любопытством, Лешка проговорил осипшим, простуженным голосом:

— А вдруг под этим курганом… знаешь, что зарыто? Клад, а?

— Клад? — Варя сделала большие глаза, — Да неужели?

— У нас на Волге… там столько разных легенд про клады старички рассказывают! — Лешка замолчал, колупая носком сапога, начищенного до блеска, серый жесткий лишайник у подножия холма.

— Алеша, а если бы тут и на самом деле золото было зарыто? Много золота? — шепотом спросила Варя. — Что бы мы тогда стали делать?

Лешка пожал плечами.

— Ну, сдали бы куда-нибудь…

Вдруг он прикрыл ладонью рот, побурев лицом и стараясь сдержать душивший его кашель.

— Что с тобой? Ты простудился? — спросила Варя, когда Лешка откашлялся.

— Пройдет. Это я вчера после первой получки… семь порций мороженого съел.

Глядя в его потупленные глаза, засиявшие из-под длинных черных ресниц, Варя восторженно ахнула:

— Сумасшедший! Как ты сосулькой не стал?

А Лешка, делая вид, будто он оставляет без внимания ее слова, весело продолжал:

— Мы прошлую неделю даже чай не пили — сахару не было. Дядя Слава в ту получку чуть ли не все деньжата на меня извел — телогрейку купил, сапоги, ну, и нам туговато было. Вот я по сладкому и соскучился… Хочешь, Варя, мороженого? Пойдем сейчас на станцию, и я тебе десять пломбиров куплю!

Варя замотала головой:

— Спасибо. Я мороженого вот на столечко не хочу.

Она толкнула Лешку в грудь и побежала. Лешка кинулся вслед за ней, но она бежала легко и резво, и догнал он ее, запыхавшуюся и веселую, у зеленой прогалины, на которой паслась стреноженная лошадь с годовалым жеребенком.

— Тише, медведь! — притворно строго сказала Варя, обдавая Лешку, схватившего ее за плечи, быстрым и теплым дыханием, и снова повернула голову к навострившему уши стригунку.

Удивительную силу стала приобретать над Лешкой Варя! Один ее косящий неодобрительный взгляд может ввергнуть его в уныние, от одного ее резкого слова опускаются, как неживые, руки. Что такое творится с ним, Лешкой, в последнее время? Неужели это не он был грозой девчонок Хвалынска, всегда в обращении с ними неприступно гордый и презрительно насмешливый! Посмотрел бы сейчас на него закадычный дружок Славка, ну что бы он сказал? Лешка подавил грустный вздох и смиренно замер за спиной Вари.

— Коняшка, коняшка! — нежно говорила в это время Варя, осторожно, шаг за шагом, приближаясь к жеребенку, стоявшему в стороне от матери.

Лошадь подняла морду, поглядела на Варю и Лешку умными спокойными глазами и снова уткнулась в траву.

А жеребенок, мышастый, с черной точеной головой, косил на Варю лиловатым глазом, весь вытянувшись в струнку. Но лишь только он увидел на Вариной ладони ломтик пообтершегося в кармане пальто хлеба, как сам пошел к ней навстречу.

Съев лакомый кусочек и подобрав нежными, трепетными губами с Вариной ладони крошки, жеребенок стал доверчив и ласков. Он позволил Варе погладить себя по мягкой теплой шерстке, по вьющимся косичкам молодой короткой гривы. Варя так расчувствовалась, что поцеловала жеребенка в лоб, в белую звездочку между глазами.

Лешка стоял в стороне и с завистью смотрел на жеребенка.

Потом, по желанию Вари, вдруг сразу подобревшей, они сидели на крутояре, над речушкой, свесив вниз ноги, и бросали в воду камешки.

Она, эта крохотная капризная речушка, все еще приводившая Лешку в изумление своими игрушечными плесами, порогами и обрывистыми берегами, чем-то похожая на сидящую рядом с ним Варю, безудержно бежала мимо них, куда-то торопясь, вся извиваясь зигзагами.