Ирина Костевич - Йокин в Москве

В это время Миша принюхивался, покачиваясь в большом пакете, который несла Оля. Запах снега, селёдки и яблок. Затем пакет бросили на сиденье автобуса. «Ничего хорошего, – проворчал про себя медведь, – бензин и ароматизатор «Цитрусовый».

Опять пахнуло зимой, громче стал слышен гул машин. Оля куда-то спускалась, и нос медведя уловил испарения резины. Вскоре стало не холодно, но тесно. Поехали вниз, вбок, объявляли станции, а Миша всё качался и качался в этом белом пакете, и ничегошеньки, кроме белого, не видел. «Вот как неверно доверять только зрению, – размышлял он. – Предполагать, что ничего не меняется только потому, что ты всё время видишь одно и то же, большое заблуждение».

Миша философствовал в те короткие моменты, когда его оставляла тревога за Машеньку. А брат со своей Нонной… «Лишь бы интернет был там, куда меня несут… Лишь бы, лишь бы…»

Ну конечно, у Оли был интернет! Только вот защита у компьютера барахлила, потому что вечно Оля лазила куда-то не туда и набирала в этих затхлых интернет-местах всякую заразу. Разбираться с завирусованным компьютером звала соседа. И ей это доставляло большое удовольствие. Ведь сосед Андрей боялся её и молча, со вздохом чистил, устанавливал, обновлял – лишь бы не шумела. Он категорически не выносил дамской агрессии. И этим пользовались все, кому не лень.

В квартире неприятно – это Миша ощутил с порога. Тут уж не надо ничего рассматривать и даже нюхать. Какие люди занимают жилище, можно понять и без органов чувств. Есть нечто большее, что заставляет нас безошибочно это определять. Здесь Мишу будто душило. Настолько, что он даже рыкнул. Понял: надо бы удивиться. Ведь его рыкательный аппарат уже лет тридцать не работал. А в Москве взял, да и починился. Вот что значит смена климата!

Оля вытащила медведя за ухо из пакета и бросила на диван: «Остановка конечная, чупакабра!» Поставила чайник, включила телевизор, компьютер. Выругалась, увидев зажегшийся ярко-синим экран. И отправилась звать соседа. Именно пошла, не позвонила – хотя и могла бы. Уж очень ей нравилось смотреть, как он слушается.

На самом деле Андрей был не то чтобы послушным, но к своим тридцати пяти годам на редкость замученным. Со стороны всё выглядело геройски и замечательно: он, жена Лариса, пятеро чудесных ребятишек. Но вот беда – их дом не знал мира и покоя. Вместо того чтобы любить, помогать и выручать друг друга, дети ябедничали, ссорились, дрались и перекидывали на чужие плечи порученную работу. Длилось это давно и педагогическими мерами не лечилось, увы. Вот Андрей и пал духом. Жил одним днём, стараясь поменьше находиться в этом бедламе. Мама Лариса обижалась, чувствовала себя несчастной и злой – хотя была счастливой и доброй…

И помочь их беде оказалось некому. Так бывает: даже если вокруг полным-полно людей, это вовсе не значит, что ты им интересен. С появлением каждого нового ребёнка Андрей и Лариса надеялись, что теперь всё изменится, старшие полюбят младших и всем станет хорошо. Не тут-то было. Дети ещё сильнее начинали отстаивать свои права. Старшая Дарья считала, что её задача – хорошо учиться, чтобы впоследствии сделать карьеру и выбраться из семьи подальше. Близнецы Лёша с Кешей вообще ничего не считали, им бело некогда, они ходили на футбол. Пятилетняя Катя часто болела и тогда просила, чтобы мамочка посидела рядом с ней. Ну, а малыш Толик ограничивался ночным плачем и ломанием нужных всем предметов. У Даши он находил, мял и жевал тетради, братьям ухитрялся засунуть в сумку со спортивной формой свой памперс, у Кати отбирал не только её бусики, но и маму… В общем, всё в этой семье давно уже шло наперекосяк.

– Большими индивидуалистами растут наши дети! – вздыхала мама Лариса, гремя тарелками.

Из второй комнаты неслись крики: старшая отчитывала за что-то близнецов, те нагло отвечали.

– Ничего! – вот отдадим эти кредиты, и возьмём тебе посудомоечную машину! – утешал её папа Андрей, возясь с очередным компьютером и успевая выхватить материнскую плату из рук младшенького.

– Это не жизнь… – всхлипнула мама Лариса. – Я забыла, когда чему-то радовалась. К вечеру от усталости я даже забываю, как меня зовут и где я. А ведь я так люблю посидеть и помечтать. Или нарисовать какую-нибудь картинку…

– А это ведь тебе ещё воду носить не надо, бельё в проруби стирать и печку топить, – опять утешил Андрей.

Лариса, вместо того, чтобы обрадоваться, стала греметь посудой громче. Андрей представил, что он маленький и убегает в свой шалаш за прудом. Дочка Катя отрывисто и сухо закашляла.