Мария Грипе - Тайник теней

Вот так.

Нельзя сказать, что Каролина безразлична к эротике и влюбленности. Но ей пока некуда спешить. К тому же она никак не может понять, почему именно к ней вечно липнут такие странные молодые люди?

Или, может, все люди становятся чудными, когда влюбляются? Или воображают себе, что такими являются? Интересно, это нормальное поведение? Во всяком случае, ей следует поостеречься.

Каролина беседует об этом с Ингеборг.

– Слава богу, я еще никогда не влюблялась, – говорит она, – я в этом ровно ничего не смыслю. А ты?

Ингеборг сначала не отвечает, но потом неожиданно становится серьезной.

Медленно качает головой – нет, она тоже ничего об этом не знает… Ее голубые глаза вдруг темнеют и становятся глубокими, как два колодца, губы начинают подрагивать, но она тотчас решительно их сжимает. Она что-то скрывает, Каролина это чувствует и немедленно переводит разговор на другую тему. Иногда Ингеборг так странно реагирует на некоторые вещи, Каролина и раньше это замечала, но пока не поняла, на что именно.

Немного погодя Ингеборг вновь подхватывает нить разговора.

– Ты хочешь сказать, что тот человек все время украдкой за тобой следит?

– Да. Похоже на то…

– Но этого нельзя так оставлять. Давай, я с ним поговорю.

Глаза Ингеборг потемнели.

– Нет, я категорически против, – решительно заявляет Каролина. – Я не могу этого допустить. С какой стати тебе подвергать себя…

Но Ингеборг ее резко обрывает.

– Таких молодых людей нужно сразу же ставить на место. И будет лучше, если это сделаю я, а не ты.

– Почему?

– У меня больше опыта.

– Почему ты так думаешь?

Взгляды их встречаются. Ингеборг смотрит необычно строго. Видно, что она не на шутку встревожена.

– Я не думаю! Я это знаю! Некоторое время Каролина сидит молча. Ингеборг вяжет перчатки. Теперь она вяжет все свое свободное время. Перчатки, носки, гетры.

Для нуждающихся. А также для солдат, призванных на военную службу. По всей стране идет сбор теплых вещей. Каролине тоже хотелось бы внести свой вклад. Ей становится совестно, когда она видит усердие Ингеборг, но душа у нее не лежит к рукоделию. Может, помочь как-то по-другому? Каролина тяжело вздыхает, и Ингеборг, подумав, что та вздыхает из-за Соглядатая, говорит:

– Не тревожься, мы ему еще покажем!

Обыкновенно Ингеборг вяжет, не глядя на работу, но сейчас ее глаза прикованы к вязанью. Слышно лишь быстрое постукивание спиц, и Каролина вдруг спрашивает:

– А ты когда-нибудь была влюблена?

Вопрос неожиданно срывается у нее с языка.

Она сама не знает почему.

Ингеборг продолжает вязать – спицы стучат вес сильнее, из-под них уже чуть ли не искры летят. Но вот Ингеборг на секунду останавливается и бросает на Каролину умоляющий взгляд:

– Пожалуйста, не спрашивай об этом! Пощади меня, – хрипло шепчет она и продолжает вязать.

«Дорогая Сага!

Сегодня пришло письмо от Берты. Она уже приехала домой из Замка Роз. Мне показалось, что она немного разочарована. Это чувствуется. И вернулась она на пару дней раньше, чем собиралась, хотя в этом не было никакой необходимости. Раньше она всегда гостила в замке несколько дольше, чем хотела вначале.

Берта пишет, что очень скучала по мне. Она постоянно грустила, ей тяжело было жить в замке без меня.

Я думаю, это правда.

Но почему же тогда она не сообщила мне о том, что собирается в замок?

Если бы она написала мне сразу, как только ей позвонила мама, мы могли бы провести там несколько дней вместе.

Но она, вероятно, не ожидала, что будет так скучать по мне. Ведь ей предстояла встреча с Арильдом и Розильдой.

На сей раз письмо небогато событиями и рассуждениями, которые обычно характерны для посланий Берты, которая умеет хорошо писать. Но сейчас ей либо нечего рассказывать, либо она хотела что-то от меня скрыть.

Бог ее знает.

Очевидно, она почувствовала, что оказалась в странном положении. Ведь она приехала в гости к моей маме, к моим брату и сестре.

И мне она тоже сестра.

Всякий раз, когда она говорит со мной о «тете Лидии», я словно цепенею. Мне приходится специально напрячь свои мозги, чтобы действительно понять, что речь идет о моей маме Иде. Мне это кажется странным и каждый раз больно задевает.

То же самое происходит со мной, когда она рассказывает мне об Арильде и Розильде. О моих брате и сестре. А не ее. Не знаю, ревность ли это, но мне как-то легче понять, что Берта приходится мне сестрой.