Анастасия Петрова - Волки на парашютах

Я вошёл в кухню, очень строго посмотрел маме в глаза и произнёс:

– Мам, я убираться не буду.

Мама удивлённо подняла бровь:

– Это почему?

– Потому что это, мам, будет сплошное враньё. Я стану таким же вруном, как и все. А я не хочу. Люди делают что-то хорошее лишь затем, чтобы их потом не ругали за плохое. Я решил поступить честно. Я просто не буду убираться. Я люблю беспорядок.

– Если ты переживаешь, что я не буду ругать тебя за беспорядок, то можешь не беспокоиться. Я буду ругать тебя всегда. – Мама рассмеялась.

Но я был не так наивен, как она полагала. И чтобы доказать серьёзность своих намерений, я вернулся в комнату и стал всё перекладывать с места на место, надеясь перепутать ещё больше. Но не тут-то было. Папа, проходивший мимо моей комнаты и заметивший возню, немедленно доложил маме:

– Кажется, кое-кто занялся уборкой!

Господи, он подумал, что я убираюсь! Вы понимаете, понимаете, насколько это нелепо? Ведь я, наоборот, делал беспорядок! Всё вокруг не то, чем кажется. Всё вверх ногами. Но меня не проведёшь. Я всё разбросаю. Штаны сюда, свитер туда, книжки можно вот так поставить, большой надувной мяч пусть будет посередине, а носки на батарее… Я метался по комнате, раскрасневшийся и довольный, как вдруг почувствовал неладное. Я остановился, вытер со лба пот и ахнул – сам того не заметив, я прибрал в комнате. Беспорядок превратился в порядок против моего желания. В недоумении я плюхнулся на диван. И как меня только угораздило забыть, что в этом мире всё всегда происходит наоборот!

Мама сказала, что сыра сегодня больше не будет. И нечего пыхтеть, с надеждой глядя на папу. Надо есть мясо. Мясо – здоровая и правильная еда. А на сыре всё равно далеко не уедешь. Сплошное баловство.

Маленькая собачка с грустными висячими ушками услышала мамины нотации, вздохнула и отправилась спать в другую комнату. Я остался сидеть на кухне. Честно говоря, я никогда не понимал, почему родителям обязательно надо всех мучить. Сперва они третировали только меня, а потом, когда появилась собака, принялись и за неё. Взять хотя бы имя – Мэри! Ну кто называет собаку Мэри? Это же оскорбление! Мэри – имя для кошки! Всех наших знакомых собак звали приличными именами: Тайлер, Фрэнк, Джина. Правда, мой друг Паша назвал свою собаку Лосось, а это даже хуже Мэри, но это исключение. И потом, Лосось действительно был похож на лосося – такой же рыжий и пушистый… То есть, ну, если представить себе, что у рыбы есть шерсть… Впрочем, неважно. Наша такса Мэри никак не похожа ни на Мэри Поппинс, ни на какую бы то ни было ещё девушку с зонтиком. Я так и сказал папе:

– Пап, зачем это имя? Ты что, думаешь, она умеет летать?

Но папа, по-моему, ничего не понял, он только посмеялся и потрепал меня по голове. Меня раздражает, что, когда взрослые чего-то не понимают, они сразу делают ироническое выражение лица и участливо похлопывают меня по плечу или гладят по голове, как будто это я чего-то не понял.

Имя для собаки – не единственная проблема. Мама не разрешает ни мне, ни Мэри есть много сыра. Правда, сам сыр я не люблю. Но я люблю сырные крекеры, а мама вечно придумывает, что от них у меня начнётся гастрит, изжога, несварение и в конце концов я умру. Я однажды сказал маме, что, по моему мнению, я скорее умру от противного холодного творога по утрам, но творожная смерть её не особенно беспокоит. Кажется, она считает, что если я умру от творога, то это ничего. А вот от крекеров – плохо. То же самое со школой. Когда я объясняю, что у меня от математики рябит в глазах и мне лучше на неё не ходить, родителям всё равно. Они больше доверяют чужой тётеньке, классной руководительнице, которая утверждает, будто я просто ленюсь. Кстати, это полная неправда.

И вот теперь ещё мне не разрешают поехать в космический лагерь. Вместо этого я должен буду всё лето сидеть с бабушкой на даче. Моя бабушка уже старая, больная, скоро умрёт, и это лето может стать для неё последним. Так мама говорит. Но я не понимаю, почему она должна умирать именно в то лето, когда мне надо в лагерь? Я даже предлагал маме договориться с бабушкой, чтобы та умерла как-нибудь в другой раз, например после следующего лета, ну, чтоб я смог в лагерь съездить. Но мама в ответ только рассердилась и долго повторяла: «Как не стыдно, как не стыдно». Думаю, что «стыдно» – это когда всё внутри стынет, человек становится холодным, как ледышка, и умирает. Я не хочу стыднуть. Поэтому мне придётся ехать к бабушке.