Юлия Яковлева - Краденый город

Бобка охотно бы бросился мишке на помощь, вот только не мог пошевелиться. Да и мишки было не видать.

– Эй вы! – крикнул мишка.

Месиво остановилось. Все задрали голову.

– Он на люстре!

И точно: коричневое тельце темнело среди хрустальных висюлек.

– Как вам не стыдно! – выразительно произнес мишка.

Бобка хотел засмеяться. Потому что мишка сказал это совсем как тетя Вера. Но не засмеялся: сил не было даже дышать. Страшно хотелось спать. Казалось, он не под пледом и весь одетый, а по грудь в холодной воде и голый. Глаза сами закрывались. И он понял, что не сможет досмотреть, как мишка справится.

Мишка тоже это понял. Ослабевший от голода Бобка замерзал. Бобка, который кормил его печеньем и учил хорошим манерам! Который делил с ним подушку и показывал все интересное, что видел! Замерзал всего за несколько минут до того, как…

И мишка придумал.

– «Мерзавец!» – передразнил он короля и заулюлюкал сверху.

– Молчать! – закричал король. – Молчать! Я твой король!

Мишка рассмеялся и принялся раскачивать люстру, откидываясь всем телом то вперед, то назад, вытягивая и поджимая задние лапы, как на качелях. Висюльки жалобно запели.

– Развлекаешься, негодник? – ярился снизу король. – Я твой король! Я приказываю…

– Ты мне не король, болван.

Игрушки ахнули. Какая неслыханная дерзость!

Король оглянулся в поисках стула. Не нашел. С грохотом подтянул стол. Залез. Попытался уцепиться за люстру, но потолок был высоким, как обычно в старых домах; люстра пронеслась мимо, король увернулся от нее и чуть не упал.

Мишка хохотал.

– Дурак! – вякнула какая-то кукла.

– Сами дураки, – парировал он. – Нас сделали, чтобы мы любили детей! – напомнил им с люстры.

– Вот еще! Ни за что! – галдели внизу.

– Дети – маленькие мерзавцы!

– Они стригут нам волосы!

– Они пачкают нас пластилином!

– Кидают и пинают!

– Грызут и душат!

– Они отрывают нам руки!

– И колесики!

– Они плавят нас на огне! – разом гаркнули солдатики по взмаху командира.

А куклы запищали:

– Ужас какой!

Люстра раскачивалась как маятник: влево – вправо, влево – вправо, к печке – к стене, к печке – к стене.

У стены стоял самолет. Он всем поддакивал.

– Скажешь, не так? – поинтересовался король игрушек. – А где тогда твой глаз, а? Не слышу! Почему у тебя вытерлась шерсть? А эти пятна? Откуда они? – Он иронически приставил к уху ладонь. – Что ты там пискнул?

Мишка пронесся на люстре у него над головой. Выбрав подходящий момент, разжал лапы – и плюхнулся прямиком на сиденье самолета. Быстро крутанул ключик. Моторчик застрекотал.

– Гад! Обманщик! Предатель! – вопил самолет, нарезая круги под самым потолком. Но ничего поделать не мог: мишка крепко держал колесико руля.

Король прыгал, загребая руками, но только топтал своих бестолковых подданных.

Дверца печки была приоткрыта – Шурка так ее оставил. Мишка резко развернулся и потянул рычаг скорости: самый полный вперед!

– А-а-а-а-а-а-а-а! – завопил самолет: перед ним стала вырастать кафельная стена печки.

Мишка направил самолет прямо в зев печки – и через миг он брызнул осколками, винтами, гайками. Дальше всех, под диван, закатилось резиновое колесико.

И тогда мишка захлопнул за собой железную, перепачканную сажей дверцу.

Она тотчас затряслась.

– Вылезай, паршивец! – колотил снаружи король.

А внутри угли уже начали подергиваться серой пеленой – как будто и они засыпали, замерзали. Мишка подул на них, еще и еще. Они сонно мигнули оранжевыми глазками, но оживать не хотели. Сил у них тоже не было. Они тоже давно не ели, перебивались всякой дрянью, вроде ножек от стульев, и уже забыли, какой бывает настоящая еда – березовые дрова, например.

– Сейчас, сейчас… – бормотал мишка.

Он дергал и дергал себя за нитку, покусывал ее клычками. И наконец шов разошелся. Мишка весь как-то осел, будто сдулся. Ведь внутри у него были отборные желтые опилки (оттого он был такой твердый, тяжелый, толстенький). А теперь они высыпались через прореху в животе – превосходной сухой и вкусной кашей.

– Еда!!! – завопил огонь. Поднялся дыбом. И набросился на угощение.

Когда дядя Яша внес Шурку в комнату, он поразился: в печи плясал, тряс рыжими перьями огонь. А Бобка глядел на него блестящими глазами, и в них отражались оранжевые искорки.

– Бобка, вот молодец! Сумел печь затопить, – сказал дядя Яша.

Бобка глазам своим не верил. Но это и правда был дядя Яша! Самый настоящий. Живой. Только худой и в колючей бороде.