Юлия Яковлева - Краденый город

– Дали?

Тетя Вера посмотрела на три пары глаз. И ответила странно:

– Почти. Бобка, допил?

Бобка посмотрел на всех из-за края кружки.

– Теперь можно и часы. Давай их сюда, Таня.

Таня протянула тете Вере ее золотые часики на тонком черном ремешке.

– Погоди. Подержи их пока.

К сгибу локтя тетя Вера прижимала клочок ваты. Рука у нее была худая, как швабра.

В приоткрытую дверь видно было, как санитарка постукивает ногтем по стеклянной трубочке. Санитарка увидела Таню, притворила дверь.

Бобка допил свой кипяток с витамином и поставил кружку на подоконник, к двум уже пустым.

Потом они все вместе долго шли по звонкому коридору госпиталя. В заклеенные окна ромбиками проходил свет. Одна рука у тети Веры была в рукаве, другая покрылась гусиной кожей.

Поверх белых халатов у многих в коридоре были накинуты пальто, кофты и даже шубки. А шаги не стучали – шаркали.

В комнате за полукруглым окошком женщина долго изучала протянутый тетей Верой талончик.

– Что-то часто вы, – сказала она. Не то с сочувствием, не то подозрительно.

– Карточки хлебные потеряла, – безразлично ответила тетя Вера.

Женщина насадила талончик на железную спицу. Подала в окошко маленький твердый прямоугольник.

Тетя Вера полезла в сумочку и обронила ватку. На полу она казалась еще белее. Шурка наклонился поднять, но тетя Вера сцапала ее быстрее. Шурка успел увидеть красно-коричневое пятнышко.

Она протянула плотный прямоугольный сверток.

– Таня, держи. Бобку домой заведете – и отнесете, как в прошлый раз, – тетя Вера опустила наконец рукав. – Ясно? Адрес помните?

Дом был на улице Марата.

Таня кивнула.

– А мне еще работать. Дома увидимся.

Тетя Вера махнула им рукой в рукаве и поплелась по коридору. Шурка поразился: казалось, бредет старушка.

– Идем, – дернула его за хлястик сестра. И старушка снова стала обычной тетей Верой.

Таня нащупала в кармане прохладный металл – тети-Верины часики. Хотела ее окликнуть, но та уже скрылась из виду в гулком, полном людей в халатах, коридоре.

И снова сердце начало бухать по ребрам, как только они перешли мостик через Фонтанку. Ветер хорошенько разгонялся над речкой, он отхлестал обоих по щекам. Но все равно под мышками у Шурки стало жарко-жарко.

Таня шла наклонившись вперед, придерживая берет рукой. Ее профиль не выражал ничего.

С голых деревьев ветер оборвал последние листья. Они размокли, из золотых стали коричневыми. Сотни ног втоптали их, и теперь они казались нарисованными. Деревья трясли голыми ветками.

Перешли Пять углов – так называли перекресток, куда впадали пять улиц сразу. Но углов у него осталось четыре: один снесло. Наверное, бомбой. Сердце забилось теперь уже в горле: стало видно следующий перекресток. В него впадала улица Правды. Сердце застучало в висках. Их прежний дом – дом, откуда пропали папа и мама, – глядел подслеповато. Многие окна были заделаны фанерой. Видно, досталось и ему.

В их комнатах жили теперь совсем другие люди, но Шурка невольно отыскал взглядом знакомые окна. Одно было заклеено бумажными полосками, в другом торчал кусок картона.

– Не гляди, – пробормотала Таня.

Легко сказать! Она сама смотрела во все глаза. Но за их окнами никто не показался.

Таня вела Бобку, придерживая за шарф, как собачку на поводке. Бобка топал в своих тесных ботах, глядел по сторонам, улыбался: витаминный напиток, который ему дали в госпитале, его явно приободрил. И Шурка с болью понял: а Бобка-то забыл.

Сестра словно услышала его мысли. А может, просто и сама думала о том же.

– Бобка тогда был совсем маленький. Маленькие быстро все забывают.

Шурка помолчал.

– Война все поменяет, – сказал он. – Станет ясно, где свои, а где враги.

Не будет больше никакого Ворона, кончилась его власть, думал он.

Таня молчала.

– Ты считаешь, не поменяет?

Таня не ответила. Она старательно отворачивалась, чтобы ненароком не увидеть их окна. Уже не их окна.

– А кого напрасно схватили, тех выпустят.

– Думаешь?

Они оба старательно избегали слов «папа» и «мама».

– Если уже не выпустили, – решительно ответил Шурка своему бьющемуся сердцу. – Они, может, в эту самую минуту уже едут к нам.

– Куда? – странным голосом спросила Таня.

«Неужели она больше не ждет?» – поразился Бобка. Он уже не знал, что хуже: просто забыть, как Бобка, или так.

Шли молча.

– Здесь, – Таня остановилась у парадной.