Гелена Воланская - Тайна

— Прекрасно, — согласился Руда.

Великан Ондриш тоже кивнул головой.

Якуб подошел к караульному и что-то ему шепнул. Вскоре со всех сторон к костру стали подходить вооруженные люди.

— Смотри, как мальчишка здорово работает, — шутливо сказал один из них, протягивая к огню замерзшие руки.

Плечистый парень в короткой куртке широко, во весь рот, улыбнулся и похлопал Лацо по спине.

— Ты партизан, да? Скажи, молодец, кто ты такой? — задорно рассмеялся он, заметив смущение Лацо.

Парень говорил не по-словацки, и Лацо плохо понимал его. Но мальчику понравились и его смех и веселые глаза.

— Разрешите познакомиться! Я Миша, Миша. Понял? — сказал парень, протягивая Лацо руку.

— Понял. Вы, наверно, русский? А меня зовут Лацо, Лацо Главка.

— Уж не брат ли ты нашего командира? — спросил партизан, стоявший немного поодаль от костра.

— Брат, — гордо ответил Лацо.

— И ты тоже хочешь стать партизаном? — дружески улыбаясь, спросил Миша.

— Я… я хочу стать коммунистом, — со всей решимостью заявил Лацо.

Люди, столпившиеся у костра, рассмеялись.

— Мы тоже коммунисты, паренек. Сейчас мы воюем с оружием в руках, а потому и зовемся партизанами, — объяснил Лацо его сосед.

— Понимаю, — густо покраснел Лацо. — И я рад был бы воевать, да мне велят пока что ходить в школу, — робко пожаловался он.

— Ну, воевать тебе, пожалуй, рановато. Наше дело добыть для тебя лучшую жизнь. А ты учись, брат, хорошенько, а когда выучишься, сможешь как следует во всем разобраться и по-настоящему оценишь свободу и справедливость, — задумчиво сказал длинноусый партизан.

Лацо сразу узнал его по голосу. Это был тот самый старик, который в прошлый раз разговаривал с Главковой.

— Ясно тебе, товарищ Лацо? — добродушно потрепал его белокурый чуб Миша.

— Ясно, — улыбнулся Лацо.

— Внимание! — крикнул Ондриш.

Якуб подошел к костру. Рядом с ним плечом к плечу встали Руда и Ондриш. Партизаны обступили их тесным кругом и приготовились слушать. Лица у всех были серьезные, сосредоточенные.

— Товарищи! — громко сказал Якуб. — К нам прибыл представитель Центрального комитета, чтобы сообщить о решениях, принятых нашей партией. Мы боремся не одни. Наша партия знает и помнит о нас. Предоставляю слово ее посланцу.

По толпе прокатился приветственный гул. Люди еще теснее сомкнулись вокруг костра. Всем хотелось видеть оратора, говорившего от имени партии. Лацо взволнованно смотрел на оживленные, давно не бритые лица с широко открытыми, горящими глазами. Да, эти бойцы, собравшиеся ночью в чаще леса, — сильная, непобедимая команда.

— С каждым днем Советская Армия и сражающаяся бок о бок с ней Чехословацкая бригада все ближе подходят к нашей границе и несут нам освобождение. А мы здесь должны помочь им. Ведь это наша земля! Мы пахали ее с давних пор, мы строили здесь дома и фабрики. И мы не хотим быть рабами. Мы не позволим угнетать нас и наших детей…

— Не позволим! — воскликнул партизан, стоявший рядом с Лацо.

— Попили они нашей крови! Хватит! — подхватили другие.

— Покончим с бесправием! Долой фашистские порядки!

— Верно, товарищи! Нам нужен совсем другой, наш порядок. Мы не прекратим борьбы, пока не построим новую, сильную демократическую республику, в которой чехи и словаки будут дружно жить и работать. Будем же высоко держать знамя партии!

— Коммунистическая партия наздар! [9] Наздар! — Да здравствует! — крикнул партизан, стоявший рядом с Лацо.

— Наздар! — вырвалось у Лацо. Он был счастлив, что и его голос сливается с общим хором.

«…Наздар, наздар…» — вторило им горное эхо, радостно встречая нарождающийся светлый день.

Лацо приехал в Жилину после обеда. На вокзале его никто не встретил, да и незачем было: он уже хорошо знал город и не мог заблудиться. Лацо кратчайшей дорогой добрался до Долгой улицы и с бьющимся сердцем позвонил в квартиру Марковых. Дверь открыла тетя Тереза.

— А, Лацко, здравствуй, — приветливо встретила она мальчика. — Значит, кончились каникулы. Небось и оглянуться не успел, как неделька пролетела?

Дядя Иозеф был на кухне. Он наблюдал за тем, как Сернка чинит засорившуюся раковину водопровода.

— Вот и Лацо вернулся, — довольно любезно сказал дядя. — Ну как, мама здорова?