Лидия Будогоская - Повести

А мне можно спать хоть до восьми. У меня утро свободное, но я больше спать не могу. Я себе представила, что произошло с Медведевым.

Когда он наконец наговорился с Кондратьичем и направился к воротам, часовой прогнал его от ворот, потому что с заднего двора никого выпускать нельзя.

Тогда Медведев попытался выйти через главный подъезд вместе с рабочими: ведь другого выхода из госпиталя нет.

Но часовой на посту у главного подъезда проверяет пропуска и у выходящих. Этот часовой и задержал Медведева, потому что у него не оказалось пропуска, и передал его дежурному по части, а дежурный по части выясняет, каким образом он без пропуска в госпиталь попал. Вот что я наделала!..

Да, он уже выяснил еще вчера… и доложил начальнику караула — старшему лейтенанту Голубкову, а быть может, и начальнику госпиталя. Новый день занимается, что-то будет?

Зашевелилась Дашенька. Ей вставать время. Быть может, ей об этом рассказать?.. Она скажет: «Ну, пропустила племянника к Кондратьичу — подумаешь, какая беда!..» И мне станет легче.

Нет, она считает, что нужно поступать по совести даже в каждой мелочи. За то и бранит своих аптекарей, что они это нарушают. Мне легче не станет, не расскажу.

Дашенька приподнялась и, наверное, взглянула на меня, потому что стала одеваться в полумраке, не поД' нимая штору, чтобы меня не тревожить. Что-то звякнуло, верно, мыльница, которую она взяла с полки.

Так и есть, она пошла умываться. Пошла босиком, потому что сапоги у нее скрипят.

Вот как она бережет мой сон! Наденет сапоги только тогда, когда совсем будет уходить, у самых дверей. Милая Дашенька, что за это сделать для тебя?

Вот что я сделаю. Когда она уйдет, сейчас же встану, принесу горячей воды и буду в нашей комнате мыть пол. Она это любит. Придет вечером и скажет: «А, ты пол вымыла? Как хорошо! Сразу воздух другой!»

Вымою пол чисто-начисто, чтобы босиком ей было ходить приятно. Не вышло.

Дашенька ушла. Но только я вздернула штору, раздался громкий стук в дверь.

— Кто там? — спрашиваю я.

— Это ты, Ольга? — Голос как будто Галины.

Я приоткрыла дверь.

— Выходи скорей на двор, — говорит она. — Старший лейтенант Голубков велел до завтрака построиться на дворе всем, кто сменился и от наряда свободен.

— Зачем? — спрашиваю я.

— Да получилась одна неприятность, и он будет с нами говорить…

Она ушла.

Ну вот!.. И так быстро?.. Из-за меня команда будет строиться… Старший лейтенант Голубков решил меня отчитать перед всеми.

Надеваю гимнастерку, руки не слушаются, и не знаю, куда девался ремень… Когда наконец оделась и берет натянула синий с красной звездочкой, вспомнила, что не умылась. Но так и пошла неумытая.

На втором дворе возле арки строилась караульная команда. Второй двор бывает забит машинами, но сейчас машины ушли — и там свободно…

— Равняйсь! — командует старший лейтенант Голубков.

Вдруг подбегает Пацуфарова, запыхавшись, придерживая рукой противогаз.

— Разрешите встать в строй.

— Почему опаздываете?- спрашивает старший лейтенант Голубков.

— А я, товарищ начальник, только что сменилась с вы'шки. С вышки далеко идти.

Старший лейтенант Голубков разрешил ей стать в строй, а она соврала. У нее в противогазе торчит стеклянная банка с кашей. Она сменилась и еще бегала за завтраком. Вечно врет!

А что со старшим лейтенантом Голубковым? Он всегда такой спокойный, даже во время обстрела. На занятиях с нами, особенно на строевых, кто его терпеливей?.. А сейчас дает команду:

— Смирно!

И уже кажется, никто не шелохнется, а он в третий раз:

— Отставить! И потом:

— Смирно!.. Вольно!

И начал обходить строй. Пацуфарову выгнал из строя: заметил банку с кашей в противогазе. Ни одну не пропустил, чтобы не сделать замечания. И даже проговорил сквозь стиснутые зубы:

— Разболтались!

Приближается ко мне… таким я его еще не видела. Это все я виновата. Моя оплошность его из себя вывела. В сто раз лучше мне было бы поссориться с Кондратьичем и дядей Васей, чем теперь краснеть от стыда перед старшим лейтенантом Голубковым.

И вот он стоит передо мной. Я вытянулась, но глаз не поднимаю… Сейчас он обо мне скажет, да еще ко всему заметит, что я в строю неумытая…

— Ольга, — ремешок… — вдруг говорит мне тихонько старший лейтенант Голубков и идет дальше.

Я схватилась руками за ремень. Пряжка не на середине, а немного сбоку. Я поправила… «Ремешок» — и больше ничего?.. Что это такое? И ко мне он был даже добрее, чем к другим, назвал по имени. Не понимаю…