Даниил Курсовский - Тому кто знает

А еще через несколько дней Антонина Николаевна увидела, как Эдик Штахов, тот самый мальчик, с которым теперь сидел Миша Копылов, тот самый мальчик, который первого сентября так заботливо поправлял воротник Мишиного платья, заботится о Мише.

Вот Эдик взял Мишу за руку – бережно и нежно.

Вот он поправил ему бант, как когда-то, первого сентября, поправлял воротник платья.

Вот он что-то сказал Мише, улыбнулся, и получил улыбку в ответ, и это был не просто обмен улыбками – это был обмен взаимным пониманием, обмен общими тайнами.

«Они – прелесть!» - подумала Антонина Николаевна. – «Они… Они что?..»

А в начале декабря, во время очередного отдыха в «Африке», сидя за столиком недалеко от детского бассейна, Антонина Николаевна вдруг обратила внимание на то, что среди купающихся обнаженных детей нет Миши Копылова. Он, в своем нарядном платье, спокойно сидел на берегу, без зависти глядя на плещущихся в воде сверстников и малышню.

И никто ни звал его купаться вместе со всеми, и никто не задавал ему лишних вопросов, как будто все и так было понятно.

Антонине Николаевне тоже было понятно уже почти все, и потому она не стала беспокоить Мишу ненужными вопросами, вроде: «А ты почему не купаешься вместе со всеми? Плохо себя чувствуешь?..»

Этот ребенок не нуждался в таком искусственном внимании.

Еще примерно через неделю Антонина Николаевна, проходя по классу во время очередного урока, остановилась рядом с Мишей и вдруг обратила более пристальное внимание на его руки, и главным образом на кисти рук и на пальцы.

Они тоже изменились. И было бы странно, если бы этого не произошло. Пальчики стали меньше, они охватывали ручку как-то по-другому, чем несколько месяцев назад, и выводили буквы более плавными, более мягкими движениями.

Антонина Николаевна вздохнула, прикоснулась к плечу Миши, одетому на этот раз в платье в яркую красно-оранжевую клетку, и медленно пошла по классу дальше.

Год тем временем быстро катился к своему завершению. Дома и улицы в Жуковке украсились яркими гирляндами, фонариками и звездами, школа тоже сияла всеми красками и цветами радуги, и осталось только несколько дней в декабре, когда Антонина Николаевна почувствовала, что время пришло.

Теперь она понимала уже все, и без вопросов знала все ответы, но в то же время ей было ясно, что она должна задать некий вопрос вслух, и увидеть кое-что собственными глазами – чтобы завершить то, что и началось с ее непредумышленной подачи.

Завершить и дать возможность появившемуся новому развиваться и дальше.

Было раннее утро последнего воскресенья декабря, когда Антонина Николаевна уже стояла у калитки дома Копыловых.

Ее явно ждали, хотя Антонина Николаевна пришла без предупреждения.

- Вы как раз вовремя! – улыбнулась ей Надежда Андреевна. – Мы как раз садимся завтракать!

Антонина Николаевна села за стол, на котором тут же появился еще один, четвертый прибор, хотя за ним пока были только трое взрослых – Надежда Андреевна, Александр Константинович, ее муж и Мишин папа, и она сама.

Но, как только трое взрослых уселись за стол, из комнаты появился заспанный ребенок в длинной ночной рубашке.

Его густые волосы волнами спадали на плечи, и Антонина Николаевна молча залюбовалась этой прекрасной картиной.

Надежда Андреевна перехватила ее взгляд.

- Иди к маме, солнышко! – сказала она. – Давай снимем рубашечку?.. Дома тепло, можно и голенькой побыть!..

Слово «голенькой» ничуть не удивило Антонину Николаевну. Ничего другого она и не ожидала.

Сонное дитя взглянуло на Антонину Николаевну немного смущенным взглядом, но без лишних слов подошло к маме, и та тут же освободила его от этой тонкой, в кружевах и оборках, ночной сорочки.

- Вот мы какие! – ласково и с гордостью сказала Надежда Андреевна и бросила быстрый внимательный взгляд на Антонину Николаевну.

- Боже мой! – воскликнула Антонина Николаевна, хотя и увидела именно то, что она и ожидала увидеть. – Боже мой! Девочка!..

И в самом деле, перед ней сейчас был не тот мальчик, которого она видела в самом конце лета на пляже, а хорошенькая девочка, так же не стесняющаяся своей наготы, как не стеснялся ее и мальчик. Эта девочка была такой же стройной, как и тот мальчик, у нее были почти те же руки, ножки, лицо, но то, что отличает каждого мальчика, бесследно исчезло, и вместо этого появились все нежные складки и округлости, которые положено иметь каждой девочке.

Но эта девочка, кроме всего прочего, была необыкновенно красива. Она была красива какой-то ангельской, небесной, нежнейшей красотой.