Галина Смирнова: Максимка, Толик и каляки-маляки

– Бабушка, как же ты довезла всё это?

– Меня в деревне до поезда сосед подвёз, а в Москве, на вокзале, папа твой, Максимушка, встретил на машине.

А ещё бабушка напекла ватрушек с творогом и моих любимых пирожных, больших, круглых, а внутри взбитые сливки.

В общем, мы еле дождались пока вскипел чайник, пока мама заварила травяной чай, и все мы сели за стол – бабушка, мама, папа, Игорёк, Толик и я.

И все сияли от душистого чая, от земляничного варенья, от ватрушек и этих пирожных… всё время забываю их название, забавное такое… вспомнил, буше.

Потом бабушка подарила нам носки из козьего пуха:

– Не сама я пряду нить, – будто извинялась она, – это соседка, баба Лена, у неё все мы, деревенские, покупаем нитки, а связала то я сама, померьте-ка.

И бабушка дала каждому носки из козьего пуха, и все они были с разными рисунками, и что удивительно, всем подошли по размеру – и маме с папой, и мне с Игорьком, и про Толика бабушка не забыла.

Я вспомнил, что освободившись от огорода и домашних забот, бабушка надевала очки, садилась на крыльцо и вязала.

Я вспомнил, как недавно, перед нашим отъездом в Москву, бабушка уронила очки на пол, которые сползли с её носа, и она, не заметив, наступила на них.

Мы с ней потом сидели за столом на веранде, и я помогал поровнее соединить распавшиеся части очков, чтобы заклеить их каким-то жутко пахнущим клеем.

И тут я понял, что должен сделать.

Я спросил у бабушки, какие очки она носит, а она вместо ответа протянула мне рецепт от окулиста.

Я спрятал этот рецепт в кармане куртки, потому что решил…

Решил!

После завтрака мы пошли в наш парк около дома, мы шли по узкой, протоптанной в снегу тропинке, а вокруг пушистые снежные деревья, дотронешься до ветки, и летит, сверкающая, лёгкая пыль.

Тропинка привела нас на полянку, где росли молодые сосны, я помню, когда их сажали – лет пять назад.

Их было двадцать три, и у четырнадцати срублены верхушки.

Бабушка остановилась и вздохнула:

– Поднялась у кого-то рука, чтобы топором обрубить молодые сосенки. Наверное, это случилось под Новый год, так, Максимка?

– Так, – сказал я, и мне стало стыдно, будто не кто-то, а я безобразничал здесь топором, – сосенкам тем было тогда года три, вот их и… для новогодней ёлки.

– А сосенки, ребятки, всё равно выросли, ровные и пушистые, только покалеченные, без макушки, – бабушка снова вздохнула, – теперь они будут долго, долго кому-то напоминать о себе.

Мы пришли под откос, где протекал родник, и вода в нём в любое время года была чистая и прохладная.

Мы наполнили большую пластиковую бутылку родниковой водой и пошли обратно, и было видно, что бабушка устала.

А после обеда она сказала:

– Пойду прилягу, отдохну немножко.

А когда через десять минут я заглянул к ней, бабушка уже спала.

Я взял с полки копилку, сделанную в виде футбольного мяча, закрыл дверь в комнату и пришёл на кухню.

Мама всё поняла.

Со всей силой я ударил копилку об пол, она разбилась на осколки.

Я убрал мусор, собрал и посчитал деньги, спросил маму:

– Хватит?

– Хватит, – улыбнулась мама.

Очки были готовы на следующий день, и бабушка, совершенно не ожидавшая такого сюрприза, так разволновалась, что заплакала:

– Теперь как потеряю или разобью…

– Да ты что, – перебил я её, – приезжай к нам всегда, в любое время, всегда.

Я обнял её и поцеловал, и мне показалось, что запахло земляникой.