Александр Валевский - Весь в отца

Вот вы смеётесь? Посмотрели бы, что у нас в зале творилось! А что поделаешь?.. Ослышался человек — думал, что я ему шепчу, будто у него ус отклеился и упал. Уж лучше совсем без усов, чем с одним-то… А получилось нехорошо! Весь спектакль был испорчен. И какой спектакль! Вот вам и гвоздик — ерунда, мелочь… С тех пор я навсегда запомнил правило о том, что мелочь способна погубить большое дело. Я это правило, как говорится, намотал себе на ус.

Ребята трёх отрядов нашего пионерского лагеря с лопатками и граблями в руках приводили в порядок площадку перед зданием клуба. Мы выравнивали дорожки, обводя их барьером из разноцветных кирпичей, и делали новые клумбы. Девочки сразу же сажали цветы, стараясь разместить их как можно красивее.

Работа уже подходила к концу, когда на площадку примчалась дежурная по лагерю, Люся Михайлова. Красная как рак, запыхавшаяся от быстрого бега, она протискалась сквозь толпу ребят и, наклонившись к Грише Туманову, зашептала прерывающимся взволнованным голосом:

— Старшая пионервожатая требует тебя и Толю к себе. Немедленно! Сейчас же! Страшно важное дело…

Это было сказано таким тоном, будто через пять минут должно начаться землетрясение и, если мы немедленно не послушаемся Люсю, всё будет разрушено.

У этой Люси была удивительная привычка делать из каждого пустяка крупное событие. Прибежит взволнованная, с вытаращенными глазами, схватится за голову и начнёт причитать:

— Ой, что произошло-то, ребята! Ой, что произошло! Идёмте скорей!

Ну, все, конечно, за ней бегом… А потом оказывается, что на веранде столовой сидит маленький лягушонок или из соседней дачи к нам на участок забрела курица с цыплятами. Только и всего!

А уж если с самой Люсей что-нибудь приключится, то целый день во всех уголках лагеря только и слышен её голос:

— Ой, девочки!.. Что я расскажу-то вам, что расскажу!..

И начнёт и начнёт трещать, всё преувеличивая до крайности.

Я однажды сказал ей, что не мешало бы несколько попридержать свой язык и стать немножко сдержанней и скромней. Так что же вы думаете? Она презрительно сморщила свой курносый нос, фыркнула и сказала: «Подумаешь!».

Это всё, чем она ответила на моё справедливое замечание. С тех пор, где бы мне ни приходилось с ней встречаться: в столовой в час завтрака или обеда, во время игр, походов и экскурсий или даже в строю на линейке — стоит мне взглянуть на неё, как нос у Люси начинает морщиться, а на губах появляется это противное слово: «Подумаешь!». Вот она какая, Люся Михайлова.

Приходим мы к старшей пионервожатой Татьяне Васильевне. Она и говорит нам:

— Вы знаете, ребята, что к нам сегодня приезжает из города композитор. Поезд приходит перед полдником. Я не хочу нарушать нашего режима отдыха и поэтому посылаю на станцию только вас двоих, чтобы вы встретили дорогого гостя, тем более, что вы его и в первый раз встречали. Все остальные, как им и полагается, будут находиться в это время в кроватях. Композитора, Виктора Николаевича, вы проведёте прямо ко мне. Ясно?

— Ясно, — ответили мы в один голос.

Спустя двадцать минут мы с Гришей в свежих, хорошо выглаженных рубашках и галстуках, в начищенных до ослепительного блеска ботинках, вымытые и причёсанные, красивые, как на торжественной линейке, отправились на станцию. В руках у нас было два больших букета цветов, которые принесли девочки. Лагерь уже начал укладываться. Ребята разошлись по спальням, и только две девочки, Маша Скворцова и Люся Михайлова, дежурили при входе. Широко открыв перед нами калитку, они отдали салют, и Люся, бросив на меня критический взгляд, шепнула вдогонку: «Подумаешь!».

Вокруг нашего лагеря луга и рощи — очень красивые места! Кузнечики стрекочут в траве, жужжат шмели и пчелы, ласточки перекликаются в высоком небе. Оно такое чистое и ясное. На нём только одно облачко летит, и то улететь никак не может — так тихо и безветренно кругом.

Мы с Гришей идём по тропинке, сильно сокращая путь на станцию. Только этой дорогой мы не сразу попадём на вокзал; нам ещё нужно по полотну железной дороги пройти, по шпалам, примерно около километра.

Беседа наша вертится вокруг лагерных дел, и мы оба мечтаем о том, как хорошо бы остаться здесь до конца лета.