Эсфирь Цюрупа - Жил-был Пышта

— Вперё-ё-ёд! — радостно заорал Пышта.

И трактор взревел. Он всех грачей перепугал, поднял в воздух. Плуг, как огромный краб, стальными клешнями вгрызся в землю, он дрожит от напряжения и дёргается. И — ни с места. Земля связала его могучими жилами сорняков, держит. Машина и целина схватились яростно: кто кого?

— Сдашься! Не выстоишь, целина-старина! — озорно кричит тракторист и подмигивает Пыште помолодевшими глазами. — Не такие крепости брали! Поднатужься, милый! — кричит он трактору.

…Рывок. Ещё рывок. Вой мотора. Лязгнули, повернулись стальные ножи. Земля дрогнула, подалась и стала отползать назад. И повалились вверх жирными корнями седые сорняки. А трактор шёл вперёд, громыхая железными суставами, и оставлял за собой вспоротую, поднятую, вспаханную целину.

— Наша взяла! Ур-ра! — Пышта, взъерошенный, взбудораженный, прыгал на сиденье и толкал тракториста.

А Непейвода смеялся:

— Гляди развоевался!..

Они работали час, работали два, работали три.

А потом трактор стал. В нём что-то сломалось.

И вся радость куда-то делась.

Тракторист, сунув голову в мотор, долго копался в нём черными от солярки руками. Ромашки мотались на ветру. Они увёртывались от ветра и жёлтыми глазами разглядывали железную махину. Она изгрызла всю землю и стала, не дойдя до их корней лишь одного короткого, человеческого шага. И стоит тихо так близко, что можно трогать её листьями. А когда ветер запрокидывал ромашкам головы, их жёлтые глаза таращились на мальчишку. Мальчишка — круглолобый, нос картошечкой — сидел на месте водителя. Он вцепился в руль. Глаза его горели отвагой. Он энергично выдвигал губы вперёд, откидывался, весь изворачивался, словно брал крутой поворот.

Разве глупые желтоглазые ромашки могли понять, что он ведёт сейчас машину в атаку на сорняки — за землю, за хлеб, за хорошую советскую жизнь?

…А на самом деле трактор стоял тихий; зловредный куст осота тёрся колючими листьями о неподвижные ножи плуга.

Тракторист обтёр чёрные руки белой ветошью.

— Чёрта с два тут починишь, когда нет под руками запчастей! Пошли!..

Пышта сейчас же вспомнил, как Майка его отчитывает, если он забывает положить с вечера в ранец ручку или промокашку. И он сказал:

— Пышто надо было приго…

— А то я без тебя не знал, — оборвал его тракторист.

— А почему не…

— Слушай, помолчи-ка. Поедем в район, в Прудки, в контору «Техника». Понятно? Кстати, в магазин зайдём, купим тебе покрышку, надоела мне твоя голая башка, — холодно!

— А на чём поедем, раз он сломался?

— На палочке верхом.

Но, оказывается, они поехали на велосипеде, который лежал на крыше полового вагончика. Тракторист положил под Пышту сложенную телогрейку. Ноги приходилось держать на отлёте, чтоб не мешали колесу вертеться. Они цеплялись за все ветки в лесу. И ещё очень трясло на корнях.

— Ничего, не помрёшь, — утешил тракторист. — Скоро доедем.

И правда, скоро доехали. И прежде всего зашли в двухэтажный магазин, купили Пыште синий берет.

— А давайте купим для Анюты прыгалку! — сказал Пышта.

И они купили прыгалку. Пышта сунул её себе в карман.

А сейчас их велосипед стоит, притулившись к стене конторы «Техника», а тракторист и Пышта в новом берете сидят на лавочке и ждут. Контора заперта. Тракторист в сотый раз глядит на часы.

— Только время зря теряешь, — сердится он. — Были бы запчасти, сам бы отремонтировал!..

— А где запчасти? — спрашивает Пышта.

— Так вот загодя «Техника» не дала. Колхозов много, машин много, запчастей не хватает. Такие порядки…

Пышта думает: «Это не порядки, а беспорядки».

— А у нас в классе, — говорит Пышта, — когда мы в кино идём, так заранее списки пишем, кому одни билет нужен, кому два. И деньги собираем. И всем до одного хватает билетов.

Тракторист молчит.

— А нельзя, что ли, все тракторы во всей стране сосчитать и для всех сделать по плану эти запчасти?

— Можно, — ответил тракторист. — Давай вырастай, выберем тебя Министром Всех Машин.

Не поймёшь, шутит он или всерьёз.

Проехал автобус — туда и обратно. Прошли школьники, стайка девочек, — косички, разглаженные красные галстуки, и банты, и фартучки. Затопали, засвистели, пронеслись табуном мальчики — серые костюмы, из-под фуражек уши торчком, галстуки как сосульки.