Нина Павлова - Не видели — увидим

— Виктория, ты скоро? — позвала меня мама: мы с нею собирались в кино.

— Сейчас! — крикнула я.

Хотела поймать Кукушонка, но он не дался и убежал в дальний угол. Тогда я рассердилась:

— Если так, оставайся где хочешь. Некогда мне с тобой возиться!

Из кино мы с мамой возвращались поздно. Было темно. Я шла впереди и светила электрическим фонариком. Мне было весело, и я напевала песенку, которую слышала в кино.

Вдруг мама сказала:

— Постой, Вика, -слышишь? Уж не наши ли это куры?

Тут И я услышала вдали кудахтанье. Мы с мамой побежали, но я, конечно, прибежала к курятнику первая. Что там делалось! Я никогда в жизни не слышала, чтобы куры так кричали! Я так перепугалась, что еле открыла замок, всё ключ не попадал на место.

Подбежала мама, открыла дверь. Везде были белые перья, а на земле, вытянув лапки, лежал на боку Кукушонок.

— Дай фонарик, Вика, — сказала мама и наклонилась над Кукушонком.

— Он ещё жив! Принеси корзинку!

Когда я принесла корзинку, мама переложила в неё Кукушонка. Он был в крови.

— Там, в углу, — нора, прямо из горы, — сказала мама. — Я пока заложила её камнем.

Дома мама смазала Кукушонку йодом раны, а самую большую зашила. Влила ему в горлышко вина и тёплого молока.

Кукушонок лежал на столе не шевелясь, с закрытыми глазками.

— Мамочка, он ещё может ожить? Он оживёт?

— Не знаю, — ответила мама. — Но я сделаю всё, чтобы его спасти.

Мама сидела на кровати, опустив руки между коленями. Лицо у неё было грустное и усталое. Мне вдруг стало её очень жалко. Я подошла к ней, прижалась и сказала:

— Мамочка, я больше не буду! Вот увидишь! Я теперь всё буду делать сама. Вот увидишь!

В этот раз я своё слово сдержала. Маме не пришлось больше возиться с Кукушонком: я его не забывала. В первые дни я поила его молоком. Потом он стал сам поднимать головку и клевать творог и кашу из моей руки. Только всё лежал врастяжку на дне корзинки, и мы боялись, что у него повреждены лапки.

Но вот как-то просыпаемся, а Кукушонок вылез и сидит на краю корзинки. Как мы с мамой обрадовались! На другой день Кукушонок уже стал бродить по полу. А скоро и совсем поправился. Только хвост у него остался искалеченным — свёрнутым вбок. Но это не беда: ведь Кукушонок-то оказался не петухом, а курицей. А для курочки красивый хвост не обязательно.

Всё равно лучше моей курочки ни у кого нет! Как только меня увидит, бежит навстречу и взлетает на плечо. Не курочка, а золото!

А зверя, который чуть её не съел, на другой же день поймали в курятнике в капкан. В первый раз я видела такого: спинка рыжая, щёки жёлтые, а живот чёрный! Мама отдала его в школу, в живой уголок, и там сказали, что это хомяк.

Лесному мышонку мама подарила колесо из стебля одуванчика и сказала:

— На, играй, катай возле дома.

— Пип-пити-пип! — закричал мышонок. — Буду играть, буду катать!

И покатил колесо по тропинке под гору. Катал его, катал и так заигрался, что не заметил, как очутился в чужом месте. На земле валялись прошлогодние липовые орешки, а вверху, за вырезными листьями, просвечивали белые и жёлтые чаши цветов. Совсем, совсем чужое место! Мышонок притих. Потом, чтобы не было так страшно, положил своё колесо на землю, а сам сел в серединку. Сидит и думает:

Мама сказала: «Катай возле дома». А где теперь возле дома?

Но тут он увидел, что трава в одном месте дрогнула и оттуда выпрыгнула лягушка.

— Пип-пити-пип! — закричал мышонок. — Скажи-ка, лягушка, где возле дома, где моя мама?

На счастье, лягушка как раз это знала и ответила:

— Беги всё прямо и прямо под этими цветами. Встретишь тритона. Он только что выполз из-под камня, лежит и дышит, собирается ползти в пруд. От тритона сверни налево и беги по тропинке всё прямо и прямо. Встретишь бабочку-белянку. Она сидит на травинке и кого-то поджидает. От бабочки-белянки сверни опять налево и тут кричи свою маму, она услышит.