Анна Кичайкина - Дневник Мишки Клюшкина

— Ну что, сразу видно, кто во дворе хулиганил.

Во время урока русского языка снег вдруг повалил снова. Большими бесформенными хлопьями. Я сидел и смотрел в окно на снегопад. Особенно интересно было глядеть вверх и наблюдать, как бесчисленные снежинки возникают откуда-то с вышины и падают, падают, падают. Я так залюбовался ими, что даже забыл про урок. Но тут меня окликнула Наталья Борисовна и попросила вспомнить какое-нибудь стихотворение про зиму. Я наморщил лоб, сосредоточился и выдал:

Все засмеялись, а Лёшка крикнул:

— И я стих знаю. Нет, песню, — поправился он и запел:

Все опять засмеялись, и Наталья Борисовна тоже. Она спросила:

— Что же ты своего коня не жалеешь?

— А чего его жалеть? — удивился Лёшка. — Наоборот, меня жалеть надо. Ему-то не холодно — он бежит, а я в санях сижу, мёрзну.

— И ты бы рядом бежал, — подсказал Борька и засмеялся.

— А коня бы в сани усадил, — посоветовал я.

Все смеха ради тоже начали советовать всякую ерунду.

— Ну всё, — остановила нас Наталья Борисовна, — побаловались и хватит. А теперь кто действительно расскажет хорошее стихотворение о зиме?

Верка Незванова подняла руку и с выражением прочитала:

— Молодец, Верочка, — похвалила её Наталья Борисовна. — А сейчас, ребята, приготовьтесь, напишем небольшой диктантик. О первом снеге.

Веселье с нас сразу будто ветром сдуло. Никому не хотелось в такой замечательный день писать диктант, но с учителем спорить не станешь.

Зато после четвёртого урока мы, все пацаны, на пение не пошли, а рванули на горку — её за школой сделали старшеклассники!

Мы прокатались на ней до самого вечера. Катались и стоя, и сидя, и лёжа.

На картонках, портфелях и корточках. По одному, по двое и «паровозиком». Мы бесились, хохотали, в общем торопились успеть вдоволь накататься, потому что уже завтра могло потеплеть и тогда наша горка растает.

Я промок до нитки.

— Я-то думала, ты у Лёши уроки делаешь, а ты весь день пробездельничал, — накинулась на меня мама, как только я вернулся домой.

Она усадила меня парить ноги и дала выпить горячего чаю с малиновым вареньем. Но мне было так жарко от катания и от чая, что я, когда мама выходила в другую комнату, ноги из таза с водой вынимал и ставил на прохладный пол.

А утром я заболел. Вначале я не понял, что заболел, но, когда соскочил с кровати, чтобы посмотреть скорей в окошко, вдруг ощутил, что болит голова и саднит горло.

Я присел на кровать и стал думать, что делать. Если признаться маме, что заболел, тогда я останусь дома, что, конечно, хорошо, но зато придёт врач. А если не признаюсь, то придётся идти учиться, но тогда удастся побегать по снегу. Я ещё не успел решить, что мне делать, как в комнату вошла мама. Увидев меня, она воскликнула:

— Ой, Мишук, ты что это такой красный?

— Не знаю, — пожал я плечами.

— У тебя, наверное, температура, — встревоженно сказала она и приложила ладонь к моему лбу.

— Ну точно, — расстроилась мама и скомандовала: — А ну в постель! Вот градусник, а я сейчас же вызову врача.

Что ж, как и было приказано, я улёгся в постель и стал ждать.

Скоро пришёл большой весёлый дядька и с порога заорал:

— Ну что, братец, наелся снегу?

— Нет, не наелся, — помотал я головой.

— Ну так иди ещё поешь, — громко засмеялся врач. — Так, глядишь, всю зиму и проваляешься в постели.

Мама от такого напора даже растерялась, стоит, помалкивает.

— А ну-ка вылазь из-под одеяла, — приказал он, подходя ко мне и потирая руки.

— У него температура, — вступилась за меня мама.

— Не мешайте, мамаша, — обернулся к ней врач. — И так уже всё испортили. Нежите, лелеете, а потом, чуть ножки промочил, воспаление лёгких. Надо с Суворова пример брать. Знаешь такого? — спросил он у меня.

— Знаю.

— Вот он на досках спал, зимой без шинели ходил и снегом по утрам растирался.

— Так то Суворов, — протянул я.

— А ты чем хуже? Он ведь тоже не сразу знаменитым Суворовым стал. Сначала был слабосильным, болезненным мальчуганом, но потом это ему надоело, и он поставил себе цель иметь железное здоровье и добился своего! Крепким человеком и прославленным полководцем стал.