Юлия Луговская - Лелик и горячие доски

– В гримерной. Проходите на второй этаж. Игорь, где тебя носит! Проводи Владимира Викторовича в гримерную и кофе ему приготовь. Без сахара.

Высокий гость вместе с телохранителем, который не проронил ни слова, прошел за Игорьком на второй этаж.

Иван Ильич, казалось, только сейчас заметил, что мы стоим, как неприкаянные, посреди всего этого хаоса и никому нет до нас дела.

– Дуйте на второй этаж, вторая дверь направо. Только не перепутайте, там вас приведут в порядок, и быстро вниз.

Это была гримерная с зеркалом и кучей набросанных друг на друга маек, толстовок, джинсов и всяких женских тряпок, названия которых я не знаю. Толстая гримерша с черным маникюром велела Маше помыть голову, а сама стала кудахтать вокруг Лёлика, называя его чумазым поросенком и причитая, что не знает, что с ним делать.

– Ну Ваня дает… Такое чучело! Придется перекрашивать. В какой цвет, не сказал?

По всей видимости, Ваней она назвала Ивана Ильича. Я подумал, что это плохая идея – перекрашивать Лёлика. Во-первых, собакам это вредно. Когда я был маленький, у меня была черепаха. Не помню, почему я решил ее перекрасить, наверное, настроение у меня было в стиле радуги, но моя черепаха стала такой красивой – глаз не оторвать. Каждый сектор ее панциря был окрашен в яркий цвет. А чтобы краска не облезала, я сверху закрепил ее маминым лаком для ногтей. Получилось красиво. Но на третий день моя черепаха умерла. Оказывается, в черепашьем панцире есть мелкие поры, которые не видны невооруженным глазом и которые помогают черепахе дышать. Через эти поры краска попала в организм и закупорила их. Я так тогда переживал! Поэтому твердо решил, что Лёлик будет сниматься таким, каким родился, бежеватым, с пятном на попе.

– Не надо его перекрашивать, Иван Ильич сказал просто помыть. У вас есть собачий шампунь? – нахально произнес я.

– У меня превосходный французский шампунь. Даже жалко его на это чудо переводить, – гримерша задумчиво посмотрела на Лёлика, прикладывая к нему образцы краски для волос. – Но я бы все-таки покрасила его в цвет молочного шоколада. Ладно, пошли!

Пока Маша за ширмой мыла голову, гримерша потащила Лёлика в ванную. Я был очень удивлен, но Лёлик не имел ничего против этой тетки, так бесцеремонно с ним обращавшейся. Нам она кивнула на кучу одежды:

– Давайте снимайте свое барахло и на девайте вон из той стопки.

Мы переоделись в свободные штаны с множеством карманов и толстовки. Лешка выбрал себе красную, а я предпочел синюю. Маша уже сушила голову феном, как из ванной показалась гримерша с чистеньким б лагоухающим шампунем Лёликом. На спине у него было полотенце, и морда при этом была озорная и довольная. Я сразу смекнул, чем так быстро купила его гримерша – в кармане ее передника можно было различить овальный силуэт сушки «челночок». Минут пятнадцать гримерша возилась с Машиной гривой, пытаясь уложить ее крупными колечками, подобно Яниным. Наконец ей это удалось, и Маша, смеясь, повернулась к нам. У нас с Лехой челюсть так и отвисла – ну вылитая Яна!

Внизу, случайно услышав разговор двух девушек, устанавливающих осветительные лампы, мы узнали последние новости. Оказывается, высокий незнакомец – не кто иной, как Янин папа, тот самый Денисов, которого так все боялись, потому что он был продюсером нашего фильма и платил здесь за все. Сама Яна восседала на стуле с высокой спинкой за огромным столом, покрытым скатертью, перекатывая красное яблоко из одной руки в другую. На нее были нацелены софиты и камера на колесиках, сопровождаемая опера тором. «Ну, прямо как в кино», – подумал было я, и улыбнулся своим мыслям: это действительно было кино.

В этот день мы с Лешкой скучали без дела. Только один раз камера скользнула по нам, когда снимали эпизод, где уличные ребята приходят в гости к Веронике (так зовут по фильму Янину героиню) и их выгоняет охрана. Мы с Лешкой в этом эпизоде не проронили ни слова, за то у Кирюка была полноценная роль, и камера была постоянно нацелена на него, то приближаясь, то медленно отъезжая назад. Часа в четыре, когда мы все, включая Лёлика, устали и проголодались, нас позвали обедать.

Мы сидели на просторной кухне и за обе щеки уплетали магазинные кот леты с порошковым пюре из пластиковых тарелок. Лёлику дали три котлеты, нам – по две. Напротив сидели Яна с Кирюком. Нас Яна игнорировала, обращаясь исключительно к Кирюку и называя его Валериком (фу, какая гадость!). Валерка, напротив, надменно скривив рот, поглядывал на нас. Мы же делали вид, что нам все по фигу – договорились же не реагировать, что бы ни происходило. Но все-таки наше терпение лопнуло.