Жанна Браун: Зорькина песня

Глаза у Зорьки наполнились слезами. Машина раздвоилась, растрои́лась… Казалось, весь лес наполнился зелёными военными машинами и в каждой из них уезжал на войну отец.

Зелёная военная машина скрылась вдали, только маленькое желтоватое облако пыли всё ещё вилось в воздухе, и от этого дорога казалась живой.

Тяжёлые машины, будто железные псы, пробегали мимо, оставляя за собой бензиновый дурманящий запах. Приученные к дорожной жизни лошади, мерно клацая подковами, волокли телеги с узлами. На телегах сидели свесив ноги женщины и дети, закутанные, несмотря на жару, в шерстяные платки.

А по тропинке вдоль дороги шли и шли гуськом пыльные одноцветные люди с котомками за плечами и с чемоданами, перевязанными узловатыми верёвками.

Даша взяла Зорьку за руку, потянула за собой.

— Зоренька, пойдём…

— Пойдём, — уныло и покорно повторила Зорька, но глаза её снова наполнились слезами. Она закрыла их руками и села на землю.

— Ну, что ты? Не плачь, — Даша наклонилась к Зорьке и стала её уговаривать, как маленькую. — Вернётся твой папа, война же не надолго… мой папа тоже на войне, а я не плачу, Маря говорит: нельзя по живому плакать.

Зорька взглянула на Дашу, вытерла подолом платья мокрое лицо.

— Лучше бы я с бабушкой осталась… И зачем только папа меня в детский дом отдал? — глотая слёзы, прошептала она.

— Ну и что же? В детском доме хорошо, девочек много, весело…

— А ты давно здесь?

— Не так давно, когда маму бомбой убило… Я уже спала. Вдруг как завоет, как завоет. Мама говорит: «Скорее беги в подвал, я только Александриваниного Петьку возьму на чёрной лестнице, она в госпитале дежурит». Я побежала — и всё… Нас только утром откопали.

Голос Даши теперь звучал ровно, точно она говорила привычные слова, за которыми для неё уже не было боли. Только худые пальцы теребили поясок платья, всё туже затягивая узел.

— А моя мама хирург в госпитале, — громко и быстро, бессознательно стараясь заглушить Дашины слова, сказала Зорька, охваченная внезапным страхом. — Кончится война, и она за мной приедет!

Даша опустила голову.

— А моя мама балериной была…

— И папа приедет, и дядя Лёня, и бабушка, и Толястик. У меня брат знаешь какой? Вот с это дерево! А плечи на всей улице самые широкие. Он любого фашиста одним пальцем! Толястик для меня всё что хочешь сделает!

— Ну и пусть, пусть…

Даша вскочила и прислонилась к сосне. Плечи её задрожали.

Зорька замолчала, растерянно глядя на Дашу.

— Не плачь, — сказала она, жмурясь от жалости, — к тебе тоже папа приедет… Может быть, сразу вместе приедут к тебе и ко мне! Вот будет здорово!

Даша повернулась к Зорьке, глаза её заблестели.

— Правда! Здорово будет — к тебе и ко мне сразу! — Она тряхнула головой, отбрасывая волосы за спину. — А я раньше в балетной школе занималась. Целых четыре года! Не веришь? Вот смотри…

Даша встала на носки, приподняла платье, чуть склонила голову к плечу. Тонкое лицо её порозовело, большие глаза смотрели уже не на Зорьку, а куда-то вдаль, будто Даша прислушивалась к одной ей слышной музыке. Она плавно вынесла правую руку вперёд, склонилась в полупоклоне, выпрямилась, откинула голову назад и закружилась по поляне.

Зорька смотрела на неё, как зачарованная. Ей казалось, что Даша танцует, не касаясь травы ногами, так невесомы и стремительны были её движения.

— Ой, как здорово! — Зорька не выдержала и захлопала в ладоши. Даша остановилась. Возбуждённая, счастливая.

— Тебе понравилось? Правда, понравилось? — с трудом переводя дыхание, спросила она.

— Ещё как! Ужас, как понравилось! А я так не умею. Я только петь немножко умею. Мой папа много разных песен знает.

Даша опустила руки и сразу вся как-то сникла.

— Моя мама балериной была… в настоящем театре.

Несколько машин на дороге остановилось. Из переднего грузовика вылез на подножку чумазый парень в кепке козырьком назад.

— Эй, малявки, это детский дом номер три? — спросил он, вытаскивая из кармана пачку папирос.

— Да, — сказала Даша и тут же испуганно посмотрела на Зорьку. — Ой, Зоренька, это ж за нами приехали!

— А ну, дуйте к начальству, — сказал парень и уселся на подножку, попыхивая папиросой.

Девочки схватили Зорькин чемодан и побежали к дому.

— Скорее, скорее, — торопила Даша, — Вера Ивановна и так будет сердиться.

— Она злая?

— Не… нисколечко. Вера Ивановна добрая, только немножко нервная. Она всего два дня у нас, а другая, которая до неё была, малышей в другой детдом увезла.