Михаил Самарский - Лабрадор Трисон покоряет Голливуд

– Наконец-то вы вернулись! – Шура кинулась на шею мужа. – С этой вашей работой я точно сойду с ума. Целый день места себе не нахожу.

– Милая, я же написал тебе, что с нами всё хорошо. – Елисеев обнял её, положил её голову на грудь и погладил. – Да и что со мной может случиться, когда рядом Трисон? Мне с ним сам чёрт не страшен.

Спасибо тебе, мой дорогой человек, за столь высокую оценку. Подобные слова для меня – самое лучшее вознаграждение.

– Устал? – Александра посмотрела на мужа.

– Не то слово, – ответил Макс. – Как… – он сделал паузу и, усмехнувшись, подмигнул мне, – как Трисон.

Хм, шутник, однако. Конечно, я понял, что он хотел сказать. Честно говоря, я не понимаю этого людского выражения. Абсолютно дурацкое. Ну, сами подумайте: устал как собака. Почему «как собака»? А, к примеру, не как кот, кенгуру, жираф или кто-то ещё?! Странно, очень странно. Но ладно…

– А я-то как устала, – улыбнулась Шура.

– У тебя же сегодня выходной? – Елисеев нахмурился.

– Ты думаешь, ждать легче, чем ловить преступников? – спросила она. – Ещё неизвестно, чья работа тяжелей, ваша или моя.

После её слов я в который раз убедился, насколько всё относительно в нашей жизни. Не зря же говорят: нет ничего хуже, чем ждать и догонять.

Пока люди общались, Марсель от радости кружился вокруг меня, точно юла, то и дело облизывая мою морду.

– Трисон, как же я соскучился по тебе. Устал я тебя ждать, – сказал он.

Хм, ещё один уставший нашёлся. Ты-то от чего устал? Игрушки грызть да по парку за голубями гоняться?

Александра обняла мужа и повела кормить.

– Трисон, приходи ужинать, – сказала она, обернувшись.

Верите, мне в тот момент было не до еды. Я мечтал об одном – занять горизонтальное положение.

Люди скрылись в кухне, Марсель поставил лапы на тумбочку, схватил зубами мячик и с довольной мордой положил его передо мной.

– Давай играть, – предложил он.

– Позже, – ответил я и направился в гостиную. Там я растянул своё бренное тело на полу, закрыл глаза и поблагодарил Елисеева за то, что ни словом не обмолвился о моём позоре…

Почти неделю мы работали в метро. За это время я стал чувствовать себя в подземке как рыба в воде. Меня перестал раздражать её кисловатый запах – чем-то он напоминал мне запах жидкости, которой Шура обрабатывает наши с Марселем уши, чтобы не донимали всякие паразиты. Я больше не боялся ползучей лестницы. Наоборот, я даже полюбил на ней кататься. Правда, приходилось постоянно быть начеку, в прямом смысле слова держать хвост трубой и не отвлекаться на машущих и посылающих мне воздушные поцелуи девушек, чтобы, не дай бог, не прозевать тот момент, когда надо спрыгивать.

Удача нам улыбнулась лишь на пятый день, ближе к вечеру. Как обычно, обойдя немыслимое количество вагонов и поездов, мы направились к эскалатору, собираясь уже ехать домой. Проходя по перрону мимо столпившихся на нём пассажиров, я вдруг уловил еле слышные нотки термоядерной смеси. Я резко замер, заставив остановиться напарника, оглянулся по сторонам и поводил носом. Заметив мою внезапную и такую долгожданную реакцию, Елисеев с надеждой посмотрел на меня, а в глазах его читался вопрос: «Нашёл?». Но тут вмешался чёртов ветер. Он вырвался из подземелья, словно взбесившийся леопард, ударил в морду, едва не сбив меня с лап, и развеял все запахи к чёртовой бабушке. И тем не менее я уже нисколько не сомневался, что воришка в этой толпе.

Вскоре на станцию влетел поезд, завизжал тормозами, как поросёнок, задёргался, стараясь остановиться в пределах перрона. Двери вагонов распахнули свои объятия, приглашая пассажиров пройти внутрь, ветер стих, и я снова уловил запах. Он витал где-то рядом. Над платформой разнеслось: «Осторожно, двери закрываются». Времени на раздумья не осталось, я потянул Елисеева в ближайший вагон. Пассажиры суетливо заняли свободные места, повисли на поручнях, подпёрли всё, что только можно было подпереть.

Морозов, явно не ожидавший изменений в наших планах, успел заскочить в самый последний момент, когда двери уже готовы были врезать ему по бокам. Я остановился у входа, задрал голову и снова поводил носом. Елисеев терпеливо стоял рядом и ждал дальнейших моих действий. Поезд напомнил мне колбасу-вязанку. Несколько вагонов были совмещены воедино, и весь состав представлял собой одно большое пространство. Нам уже доводилось ездить на подобных поездах, мне нравилось по ним передвигаться: мы не выходили каждый раз на станции, а просто прогуливались из одного конца в другой. Старлей стоял чуть в стороне. Он пялился в телефон, но по напряжённости в его пальцах, бегающих по экрану, я понял, что он догадался, почему наши планы изменились. Порыв ветра, влетевший в приоткрытое окно, в этот раз оказался как никогда кстати. Он закружил в воздухе запах машинного масла и тормозов, сырости и цемента, человеческого пота, духов, дезодорантов, шампуней, еды. И среди этого многообразия с левой стороны вагона донёсся до боли знакомый одеколон вперемешку с еловым мылом. Я потянул Елисеева в ту сторону.