Вера Чаплина - Орлик

Домой Иванов возвращался не один. Рядом с ним в поезде сидел его верный помощник, Джульбарс.

Когда Иванов приехал в Москву, он послал письмо Коле. Он написал Коле о том, как хорошо работал его воспитанник, как много раз спасал ему жизнь и что ему, Иванову, очень жаль расставаться со своим четвероногим другом.

И Коля не взял Джульбарса. Он ответил, что хотя и очень любит Джульбарса, но всё же решил его оставить Иванову. А себе Коля заведёт ещё собаку, назовёт её тоже Джульбарсом и, когда она подрастёт, обязательно опять подарит Советской Армии.

В то лето я поселилась у одного лесника. Изба у него была большая, просторная. Стояла она прямо в лесу, на полянке, и через усадьбу, огороженную плетнём, журча по камешкам, бежал узкий ручеёк.

Сам лесник Иван Петрович был охотник. В свободное от работы время он брал собаку, ружьё и отправлялся в лес.

Собака у него была большая, рыжая, с тёмной, почти чёрной спиной. Звали её Дагон. Во всём округе не было гончей собаки лучше Дагона. И уж если возьмёт он след лисы, то на какие бы она хитрости ни пускалась, от Дагона ей не убежать.

Охотился Иван Петрович с Дагоном поздней осенью и зимой. А весной и летом Дагон сидел больше дома, потому что в это время охотиться за лисицами запрещено и Иван Петрович сажал его на цепь.

— А то набалуется, — говорил лесник.

Сидеть на цепи Дагону не нравилось. Как только его спускали, он старался незаметно улизнуть, а если его звали, делал вид, будто не слышит.

Правда, иногда вместе с сыном лесника Петей мы брали Дагона с собой в лес, но это случалось лишь в те редкие дни, когда его хозяин уезжал в город.

Зато как радовался Дагон этим прогулкам! Он мчался всегда впереди, ко всему принюхивался, что-то искал. Из-под его ног то, испуганно квохча, взлетала тетёрка, то с шумом поднимался глухарь. Кончалась такая прогулка обычно тем, что Дагон от нас удирал. Он находил след лисицы или зайца и мгновенно исчезал. Его громкий, заливистый лай раздавался далеко по лесу, и сколько бы мы ни звали Дагона, он никогда не приходил.

Возвращался Дагон уже к вечеру, усталый, со впавшими боками. Входил, как-то виновато виляя хвостом, и тут же залезает в свою конуру.

Однажды, во время прогулки, не успел Дагон от нас отбежать, как мы услышали его громкий лай. Он лаял где-то совсем близко, и мы с Петей побежали посмотреть, кого он поймал.

Увидели мы Дагона на лужайке. Он лаял и прыгал около большого, старого пня, старался что-то достать из-под корней и даже от злости грыз зубами кору.

— Наверно, ёжика нашёл! — крикнул мне Петя.- Вот сейчас мы его достанем.

Я схватила Дагона за ошейник и оттащила в сторону, а Петя взял палку и сунул под пень, чтобы вытащить ёжика.

Но не успел он засунуть палку, как оттуда выскочил небольшой серенький зверёк и бросился через лужайку.

— Лисёнок, лисёнок! — не своим голосом завопил Петя, кидаясь за ним.

Лисёнок был ещё маленький и неопытный. Он метался под самыми ногами у Пети, но Петя никак не мог его поймать. Я тоже не могла ему помочь, так как еле-еле удерживала Дагона, который рвался к зверьку.

Наконец Пете удалось загнать лисёнка в кусты и прижать его кепкой. Пойманный зверёк уже не сопротивлялся. Петя посадил его в кузовочек от ягод, а сверху, чтобы не выскочил, завязал платком, и мы отправились домой.

Дома Петина мать не очень-то обрадовалась нашей находке. Она даже пробовала против неё возражать, но Петя так упрашивал разрешить ему оставить лисёнка, что Прасковья Дмитриевна наконец согласилась:

— Ладно уж, держи! Только отец всё равно не позволит, — в заключение сказала она.

Но отец разрешил тоже, и лисёнок остался.

Первым делом мы принялись за устройство ему помещения. Петя притащил из сарая ящик, и мы начали мастерить из него клетку. Одну сторону ящика затянули проволокой, а в другой — прорезали дверцу. Когда клетка была совсем готова, постелили туда солому и пустили лисёнка.

Но не успели мы его выпустить, как зверёк тут же забился в самый угол ящика и спрятался в солому. Он даже не стал есть положенное ему мясо, а когда Петя пододвинул кусочек палочкой, сердито заворчал и схватил её зубами.

Весь остаток дня лисёнок сидел в своём углу. Зато, как только наступила ночь и все легли спать, он начал скулить, тявкать и так царапал лапами сетку, что даже сорвал себе палец.