Дмитрий Нагишкин - Город Золотого Петушка

— Ах, проклятый!.. Ах, проклятый!

Эдуард рассмеялся:

— Ну, не так уж он плох сейчас, девочки. Вот вы Яниса спросите, как он прятался в его развалинах, когда партизанил. Как там собирались те, кто хотел бороться с гитлеровцами…

Все обратили взоры на Яниса, и он нехотя кивнул головой:

— Было и это! Было!..

Эдуард напрямик, через темнеющие перелески, пошел домой.

Автобус покатил по той же дороге обратно.

Янис Каулс был хмур. Оживление оставило его. И совсем другим стало его обычно улыбчивое лицо. Папа Дима, который снова сел рядом с ним, спросил:

— Ян Петрович! Что с вами — вы устали, мы вам надоели?..

Каулс ответил не сразу.

— Настроение испортилось! — сказал он наконец. — Был у нас тут один мерзавец. Мы вместе учились. Когда пришли немцы, он пошел к ним служить. Он выдал меня немцам. Сам и привел патруль к сестре, где я отсыпался… Потом он бежал. Встретились мы с ним в лагерях, в Германии, только он был надзирателем, а я заключенным. Потом его взяли в плен наши. Судили… Сидел он сколько-то. А теперь, видно, вышел на волю — амнистировали… Соседями будем.

Янис сплюнул через ветровое стекло и добавил:

— Забавная штука жизнь! Очень забавная!..

…Темное небо усеяли звезды. Машина мягко шуршала по шоссе шинами: «Спишшшь! Спишшшь!» — «Нет, я не сплю!» — отвечал Игорь, глаза которого все время непроизвольно закрывались и он таращил их на звездное небо. Чтобы совсем не заснуть, он ткнул в небо пальцем и спросил отца:

— Папа, что это за звезда?

Папа Дима, который все знал, ответил, тоже уставясь в небо, где звезды перемигивались желтыми и голубыми глазами:

— Которая?.. Эта?.. Это Проксима — созвездия Стрельца.

— Стрельца? — спросил Игорь во сне.

— Да, Стрельца. Видишь, Стрелец натягивает тетиву?

Стрелец так долго натягивал тетиву своего лука, что, когда Игорь открыл глаза, был уже новый день и в дверь кто-то настойчиво стучался.

Когда мама открыла дверь, удивленная и недовольная тем, что им мешают спать, так как был очень ранний час, на пороге показался Андрюшка Разрушительный.

Его растрепанные волосы, которые не поддавались никаким расческам, были взъерошены, а в глазах Андрюшки было смешанное выражение счастья, испуга и еще чего-то, пожалуй желания рассказать всему свету о том, что стало ему известно, или, вернее, невозможность молчать о том, что он увидел. Он с этого и начал, едва открылась дверь:

— Ой, Игорь! Что я нашел! Что я нашел!..

Мама Галя сказала ему:

— Андрей! Надо здороваться, когда входишь!

— Ой, что я нашел! Здравствуйте… Идем, Игорь, скорее!

— Рано еще, Андрей, — сказала мама Галя.

— Пусть идет! — сонным голосом отозвался папа Дима со своей кровати. — Рано вставать полезно! — и, зевнув, добавил: — А я еще часок посплю. Можно, Галенька? — и отвернулся к стене. А мама Галя пошла умываться, щуря слипающиеся глаза…

На улице Андрюшка отвел Игоря за угол и сделал большие глаза, привлекая его внимание всем своим видом:

— Слышишь? Ничего не слышишь? Ну, послушай…

Сначала Игорь ничего не мог расслышать, а потом скорее угадал, чем услышал, слабый, жалобный писк. Он огляделся на ветки деревьев, под которыми они стояли.

— Ну и что? — спросил он.

Андрюшка весь сиял и светился:

— А ну, послушай еще! Слышишь?

Писк повторился. Но слышался он вовсе не с ветки, а откуда-то сбоку. Игорь стал рассматривать траву, огляделся вокруг.

Андрюшка с торжеством сказал ему:

— Не там ищешь!.. Вот он, птенчик-то! Вот здесь!

Андрюшка оттопырил воротник рубашки с длинными рукавами, что была надета на нем сегодня, несмотря на то что обычно Андрюшка Разрушительный целыми днями — с утра до вечера — ходил в майке. В горячем, пахнущем потом пространстве, между голым телом Андрюшки и клетчатой ковбойкой, копошился маленький птенец со встопорщенными перышками, с хвостом, заломленным куда-то в сторону, с желтым клювом, который тотчас же раскрылся и издал жалобный писк, едва птенец завидел над собой голубое небо и взлохмаченные головы мальчишек…

— Видал? Каков, а? Я его с собой теперь носить буду, в рубашке. Здорово? Все сидят в столовой, вдруг: «Чиви-чик!» — неизвестно откуда! Хо-хо! Здорово! Он у меня вырастет знаешь какой! Я его выдрессирую. Вообще-то птицы плохо поддаются дрессировке… Но я, знаешь, настойчивый! Видал, он уже кричит, когда я ему палец покажу. Привыкает ко мне.