Дмитрий Нагишкин - Город Золотого Петушка

— О милостивые господа! — говорит паж, касаясь перьями земли. — Высокородная госпожа моя приветствует вас в своем замке и выражает надежду, что он не покажется вам слишком неуютным! Добро пожаловать, добро пожаловать, добро пожаловать!

Но высокородные господа, тяжело отдуваясь, садятся на камни, лежащие беспорядочной грудой на том месте, где должны быть ворота, и говорят:

— Ну и ну! Высоко забралась твоя госпожа, милый паж! Надо бы ей лифт соорудить. Ох!..

И тотчас же рушатся высокие стены. Летит вниз головой, размахивая арбалетом, сторожевой с вышки, рассыпаются доски подъемного моста, исчезают белые ручки, личико и бархатные занавеси из высоких окон, и сами окна тают в воздухе. И — вот! — возле Игоря развалины, только развалины!.. А на камнях сидят и роются в сумках, вынимая из них что-то очень вкусное, мама Галя и Мария Николаевна, а мужчины расстегивают рубашки и обмахиваются воротниками так, как это умеют делать только мужчины…

Ах, как вкусно все, что принесли с собой путешественники!

Игорь, однако, забывает жевать, то и дело останавливая свой взгляд на развалинах замка. Как жаль, что замок так разрушен, невозможно даже представить себе, как выглядел он на самом деле. О время!..

— Ну, не только время, — говорит Балодис. — Люди тут ему сильно помогли. Камень разбирали для своих построек. Один граф Шереметьев тут сделал столько, что… Он ломал стены замка и построил из выломанного камня целый дворец. Этот дворец — неподалёку. Сейчас в нем дом отдыха…

— А давно в замке жили люди? — спрашивает Игорь.

Янис Каулс отвечает:

— Как тебе сказать? Двести — триста лет обратно!! Или по-другому: все эти деревья выросли уже тогда, когда в замке никто не жил. Вокруг замка было голо. Ведь надо было, чтобы подходы к нему просматривались!

Трудно представить себе, что было время, когда эти деревья не росли на склонах холма. А ныне они шумят своими густыми вершинами; их мощные тела, закованные в толстый панцирь седой, бугристой коры, толщиной в ладонь, покрывают все видимое пространство, их железные корни проникли далеко в глубь почвы и переплелись в дружеском пожатье, их кудрявые кроны на вершине холма вознеслись выше развалин, да и в самих развалинах — на обломках стен, на широченных подоконниках тоже растут деревья. Когда-то занесло маленькое семечко в трещину, проросло оно, дало росток, росток жадно пил воду, которую щедрые здешние дожди несли ему отовсюду, укрепился и своими крепкими корнями рвет этот камень, ставший ему приютом… Сама природа стремится изгладить из памяти людей, заслоняя от их взоров, жестокое прошлое.

— История! — говорит Мария Николаевна и зябко поеживается, хотя день теплый, если не сказать — жаркий. — Сколько страшных трагедий таит в себе этот памятник!

Она вдруг испуганно вскрикивает:

— Противные девчонки!

Это и в самом деле Аля и Ляля, — они подошли незаметно к матери сзади и стали по бокам, изобразив на лицах каменное выражение.

— Как вы меня напугали! — говорит Мария Николаевна. — Ну что за дикие шутки, девочки! Не надо делать так!

— Мы не будем, мамочка! — одинаковыми голосами говорят Аля и Ляля.

А через секунду они вместе с Андрисом и Игорем уже в проломе башни, сохранившейся лучше всех. Она странная, эта башня, — кроме этого пролома, сделанного, видно, недавно, на ней нет ни одной бойницы, никакого другого отверстия.

— Это донжон, — говорит инженер. — Сюда входили только тогда, когда все помещения замка были захвачены врагами. По лестницам. И лестницы втаскивали с собой… Кто входил? Самые знатные. Зачем? Из башни только один выход — подземный ход. Куда он вел? Ну, на берег реки, в лес, в пещеру какую-нибудь, о которой никто не знал.

Балодис округляет глаза и многозначительно говорит:

— Никто не мог выдать тайну подземного хода. Люди только один раз делали такой ход — потом их убивали, чтобы сохранить тайну…

— О-о-о-о! — только и могут сказать хором ребята в ответ на этот рассказ… Вот бы найти этот ход!

— Довольно истории! — говорит Янис Каулс. — Обратимся к нашим дням, у меня совсем близко отсюда живут родственники. Брат и сестра. У них жил Андрис, когда я был там! — Он делает неопределенный жест рукой на запад, но все понимают, что он хочет сказать. — Воспользуемся случаем и навестим их.

— Ян Петрович! — говорит папа Дима. — Удобно ли это будет?

— Удобно! — коротко отвечает Каулс.

…И вскоре они подъезжают к мызе — добротной, красивой, стоящей здесь, видно, очень давно.