Юлия Лавряшина - Я не чёртик!

На белых мраморных ступенях Зинка поскользнулась, но Валерка успел схватить ее под локоть.

– Дождь ночью был, – объяснил он виновато.

– А утром даже снежинки летели! – вспомнила Зинка. – Никогда не видела снега в июне! Мы уже в море купаемся в это время.

Он неопределенно вздохнул:

– Ну…

И открыл перед ней дверь.

«Что-то я забоялась», – обнаружила Зинка, оказавшись в просторном светлом холле с колоннами. Возле окон, завешенных голубоватыми вуалями, стояли изящные диванчики с гнутыми ножками, а между ними в большой кадке росла пальма. Ей Зинка улыбнулась как старой знакомой – таких в Ялте полно!

«Ой, надо нам тоже хоть в кадке завести!» – и почему это раньше в голову не пришло?

Она обвела взглядом все стены, отыскивая картины Валеркиного папы, но ни одной не увидела.

«Странно, – подумала Зинка. – И не скажешь, что здесь художник живет».

Неожиданно ей стало жаль этого взрослого человека, которого она еще в глаза не видела. Никто не любит его картины? А вдруг они действительно… Ну так себе… А он ради таланта, которого на самом деле и нет, и жене, и сыну жизнь сломал. Ах да, еще и Розочке… Кто она такая?

Наверх вела широкая, как в кино, лестница, по которой можно спускаться только в бальном платье. У Зинки такого отродясь не было! Да и красиво сойти с такой шикарной лестницы у нее вряд ли получилось бы.

Но вместо дамы с веером со второго этажа кубарем скатилась… собака!

– А вот и Розочка! – воскликнул Валерка.

Золотистый ретривер с разбегу вонзил голову между Зинкиных колен. Хорошо, она джинсы надела – нежарко ведь на улице…

Валерка так и охнул:

– Тебе не больно?

– Нисколечко. – Зинка мужественно перетерпела и присела, разом став ниже собаки. Ее руки сами обвились вокруг мягкой шеи, а глаза зажмурились. – Розочка, – прошептала она, зарываясь в золотистые пряди.

А собака глубоко вздохнула в ответ. Зинка не сомневалась: это значит, что ей тоже хорошо.

– Пошли ко мне в комнату, – предложил Валерка, потом вдруг смутился: – Только это… на втором этаже…

– И что? – Зинка выпрямилась. – Слушай, хватит обращаться со мной как с больной. Ты же слово дал! Я по лестницам спокойно хожу. Моя комната здесь тоже на втором этаже… Хотя бабушкин дом не такой здоровенный, конечно.

Он обрадовался:

– Тогда пойдем!

– Эй, вы куда собрались?!

Веселый голос ветром пронесся по лестнице и накрыл их прозрачной сетью – не убежишь! Зинка задрала голову и сразу подумала: «Это его мама». У высокой, стройной женщины, стоявшей на площадке, были такие же, как у Валерки, короткие и почти белые волосы, слегка встрепанные надо лбом, точно она зачесала их мокрой пятерней. И глаза у нее были как у него, большие и серые, с легкой примесью голубизны.

Женщина легко сбежала по ступенькам – ноги в светлых брюках мелькали так быстро, что Зинка испугалась: «Не упадет?» А следом струхнула еще больше: «Как здороваются в таких домах? Может, надо сделать реверанс какой-нибудь?»

Но правильно делать реверанс она не умела и только кивнула:

– Здрасте…

– Это моя мама, – сказал Валерка ей в затылок. – Валерия Андреевна. Мам, это Зина. Она меня от Лорда спасла.

– От этой зверюги? Он на тебя напал?! – Ее ладони облепили лицо сына, повертели голову, взгляд стремительно скользнул по всему телу.

Валерка смущенно высвободился:

– Да я цел! Зинка его палкой отогнала.

Светящийся взгляд метнулся к Зинкиному лицу:

– Ого! А ты смелая девочка. И хорошенькая какая!

И она уверенно, точно имела на это право, сжала Зинкины щеки, чтобы разглядеть ее получше. Вышло это совсем не обидно, хотя так обычно обращаются с детсадовцами, и, если бы кто другой попытался вести себя с ней подобным образом, Зинка наверняка вырвалась бы. Но у Валерии Андреевны были такие теплые руки, светлое, круглое лицо и мягкие губы, улыбавшиеся искренне и ласково, что девочка замерла в ее ладонях. И пробормотала:

– А вы такая красивая…

Валеркина мама беззвучно рассмеялась – легко, как ветерок, – и разжала руки.

– И дом у вас очень красивый! Я таких в жизни не видела, – добавила Зинка, скользя взглядом по сверкающему потолку, усеянному крошечными светильниками, по едва различимым, пастельным узорам стен, по светлой штриховке пола.

– А ты умеешь порадовать, – заметила Валерия Андреевна, наблюдая за ней. – Не только от собак людей спасаешь, да? Кто же ты такая?