Лидия Чарская - За что? Моя повесть о самой себе

По словам тети, это строгая старая дева с длинным носом и сердитым голосом. Я заранее уже решила ненавидеть ее. И всю дорогу от Царского я измышляла способы, как бы насолить противной гувернантке, втайне досадуя на Солнышко, что он выбрал мне такую особу.

Приехав в Петербург, прежде чем отправиться в институт, мы заехали отдохнуть и закусить на Николаевскую улицу, где жили мои тети Лина и Уляша.

– Тетя Лина! Тетя Уляша! – воскликнула я, лишь только Матреша, тетина прислуга, открыла нам дверь. – Вы слышали новость? У меня гувернантка будет, и в институт меня отдадут. Это тетя Нелли так посоветовала, Нелли Ронова. Вы знаете ее?

При этом имени все три тети переглянулись с каким-то совершенно не понятным мне выражением. Они сидели втроем в столовой, когда маленькая сероглазая девочка ураганом ворвалась к ним в комнату. Тетя Лина, по своему обыкновению, плела бесконечное кружево на толстой, набитой песком подушке с бесчисленными коклюшками [15] Коклю́шка – деревянная катушка с ручкой, на которую наматывали нитку для плетения кружев. . Крестная, моя любимица Оля, шила что-то у окна, а Юля, или, как я ее называла, Уляша, нарезала колбасу на тарелке маленькими, тоненькими ломтиками.

Уляша занималась хозяйством, и весь дом был у нее на руках. Я ее вижу, как сейчас, очень высокую, полуседую, с томным взглядом словно испуганных черных глаз, с безумной приверженностью ко всему таинственному. Милая Уляша! Она, сама того не замечая, поддерживала во мне, ребенке, ту же любовь ко всему сверхъестественному, которая жила в ее душе. Она единственная из теток знала историю Женщины в сером, являвшейся мне в трудные моменты моей жизни…

– Гувернантка? – спросила Линуша, и ее полные щеки запрыгали от внутреннего смеха. – Да мы давно знаем твою гувернантку!

– Она старая? – спросила я, вся сгорая от нетерпения. – Не правда ли, Лина?

– Ужасно! – расхохоталась Линуша. – Совсем ветхозаветная, уверяю тебя!

– И нос у нее крюком, как у птицы, – добавила Оля.

– И глаза выпуклые, как у совы! – присовокупила тетя Лина.

– Оставьте! Зачем вы пугаете девочку? Она и без того нервна и впечатлительна без меры, – произнесла с укором Уляша.

– Пойдем лучше прибирать на туалетном столике, Лидюша! – предложила она мне.

Ах, этот туалетный столик! Чего-чего только там не было! И изящные коробочки, оклеенные раковинами, и фарфоровые пастух и пастушка, и костяная ручка на палке, которая употреблялась нашей прабабушкой, чтобы чесать спину, и «монашки»… Они-то интересовали меня больше всего.

«Монашками» мы с Уляшей называли благовонные угольки, употребляемые для окуривания комнат. Я их очень любила, они так хорошо пахли. Тетя зажгла их и поставила на пепельницу. Я смотрела, как медленно таяли они под влиянием пожирающего их огонька.

Тетя Уляша тем временем говорила:

– Не огорчайся, что тебя отдадут в институт, девочка. Там тебе не будет скучно. Там ты будешь расти среди подруг-сверстниц. Это гораздо веселее, чем быть всегда дома и играть, и учиться одной. Вместе гулять будете, заниматься…

Действительно недурно, если все получится так, как говорит Уляша, но… Вот одно скверно: гувернантка. Кому приятно, спрашивается, иметь гувернантку – старую деву с крючковатым носом и совиными глазами? Я уже готова была поподробнее расспросить о ней тетю Уляшу, но тут появилась на пороге тетя Лиза и сказала, что нам пора ехать.

Мы отправились. От Николаевской улицы до набережной Фонтанки, где находился институт и где обреталось это чудовище – гувернантка, – я непрестанно думала о ней: так она захватила мое воображение. На мои расспросы, обращенные чуть ли не в сотый раз к тете Лизе о том, какая она, та отвечала со значительной таинственной улыбкой:

– Стара… желчна… резка и сердита…

Когда мы подъехали к большому красному зданию на Фонтанке, на котором значилась надпись «Николаевский институт», я уже ненавидела неведомую гувернантку гораздо больше Нелли Роновой.

– Барышни в саду! – проговорил открывший нам дверь швейцар, которого я приняла за очень важную фигуру и, наверное, сделала бы ему реверанс, если бы тетя Лиза не удержала меня.

Он повел нас по длинному коридору с высокими окнами куда-то в самый конец его, где за стеклянной дверью зеленели деревья и целый рой крошечных существ носился, подобно бабочкам, по большой садовой площадке. Едва мы с тетей Лизой сошли по каменным ступеням на усыпанную желтым песком эспланаду [16] Эсплана́да – площадь перед большим зданием. , крошечные девочки окружили нас.