Розалия Амусина - Круглая корзинка

Санька, у которого не было с собой никакой круглой корзинки и который был уверен, что это корзинка Никитина, не удержался, чтобы не кольнуть приятеля.

— Вот раззява! — сказал он Никите. — Ещё бы чуть-чуть — и оставил свою корзинку в поезде.

— Ясно, раззява! — очень охотно поддержал Никита, уверенный, что корзинка Санькина и что Санька обругал самого себя. — Такого растяпу ещё поискать нужно!

И оба остались в прекрасном настроении — каждый был доволен, что здорово поддел другого.

Санька, быстрый и расторопный, с озорным, подвижным лицом, не мог стоять на месте — он помчался осматривать платформу. Никита начал сдвигать вещи. Он легко передвинул рюкзаки и пакеты, но, когда взялся за круглую корзинку, крякнул.

Даже ему, крупному, упитанному мальчишке, с ярким румянцем и здоровенными кулачищами, — даже ему трудно было справиться.

«Вот это да! Весит! Ну и нагрузился мой Санечка!»

Тут вернулся Санька и деловито распорядился:

— Давай перетаскивать наше имущество под фонарь!

Никита, не будь дурак, молниеносно перешагнул через круглую корзинку, — очень ему надо такую тяжесть тащить! — сгрёб в охапку два пакета и рюкзак и поспешно ушёл вперёд.

Круглая корзинка досталась худощавому, узкоплечему Саньке. Хочешь не хочешь, надо нести.

— Ого! Грузик… — проворчал Санька вслед Никите. — Сам вдвое толще, а корзинку тяжеленную, небось, мне спихнул… Натолкают же люди барахла сто пудов! А ты за них отдувайся. Нет уж, дудки, пускай дальше сам тащит свою корзиночку!

Санька дотащился до фонаря. Только открыл рот, чтобы сказать Никите что-нибудь язвительное, как Никита сразу заговорил о другом:

— Знаешь, прямо зло меня взяло в поезде на Димку и Наташу. Увлекаются спортом — ну и на здоровье, а чего нам-то навязывать? Ещё и подсмеиваются над нами! Их, видите ли, наши мускулы не устраивают! Поддубные [8] Поддубный Иван Максимович (1871–1949) — русский профессиональный борец, атлет, заслуженный артист РСФСР и заслуженный мастер спорта. Получил мировое признание как «чемпион чемпионов» и «русский богатырь». какие нашлись!

— Да ну их, — махнул рукой Санька, — нашли слабеньких! Я вот футбол до смерти люблю. Ноги отваливаются, а всё гоняешь, гоняешь… А они ещё всякие антимонии разводят [9] Разводить антимонии — заниматься ненужными разговорами, пустяками. : подумаешь, один футбол! Развивай, мол, и ручки, и всякие там мышцы. А у меня, может, и так на каждой мышце по два синяка…

— А я, — протянул Никита, — я им что, чахоточный, что ли? Вот когда-нибудь как возьму Димку да как тряхну, так он сразу насчёт моих бицепсев прохаживаться перестанет!

Наконец стало светать. Ребята вскинули рюкзаки за спину и пошли.

Круглая корзинка досталась Никите. Он укоризненно глянул на Саньку, но великодушно взял корзинку.

«В конце концов, — подумал Никита, — Санька же не виноват, что мама наложила ему столько вещей».

Тропинка шла через лужайку. Кругом был такой туман, что за метр ничего нельзя было разобрать. Высокая трава хлестала по ногам и окатывала холодной росой.

— Бр-р-р! — ёжился Санька. — Холодновато!

Но Никите не было холодно. Корзинка оттягивала руку и плечо, а ноги скользили внутри намокших сандалий.

«Поиздеваться бы над Санькой с его корзинкой, — думал Никита, — да он такая ехидина, что сам же дураком и окажешься. Ещё маменькиным сынком обзовёт!»

Через несколько минут Никита стал шумно дышать.

Тогда Саньке стало жалко товарища. «В конце концов, — подумал он, — Никита же не виноват, что мама натолкала ему столько вещей». И Санька забрал корзинку у Никиты.

Тропинка нырнула в лес. Влажные, ветви лезли прямо в лицо. За шиворот падали крупные, холодные капли.

Санька, нескладный, с длинными руками, не шёл, а как-то вихлял зигзагами. Казалось, не он несёт корзинку, а корзинка толкает его то туда, то сюда.

Санька беспрестанно спотыкался об узловатые корни, торчавшие из-под земли, и ворчал: «Понатыкали тут корней всяких», — а корзинка, как назло, стукалась о пни, цеплялась за кусты и с каждой минутой становилась всё тяжелее.

Тогда Никита молча взял корзинку себе.

Ребята выбрались на дорогу. Разговаривать не хотелось. Скорее бы добраться до парома! А там, за рекой, сразу бабушкин дом.

Вдруг Никита с корзинкой исчез в тумане.

— У, проклятая! — донёсся его злющий голос откуда-то снизу. — Поскользнулся, а эта бегемотина ухнула сюда и меня потащила.