Екатерина Соловьева - Вечерняя звезда

– Не женат, конечно. Это один наш клиент, вернее, его зам. Лет сорок пять. Брюнет. Симпатичный. Глаза жёлтые… Хорошие зубы. Но в наших отношениях всё так зыбко… И неясно…

– Сорок пять? Он не староват для тебя? Семнадцать лет разницы. Отношения далеко зашли? – не унималась подруга. Страховщики – они конкретные.

– Недалеко.

– Как хоть зовут твоего зыбкого и неясного?

– Вольф…

– Вольф?! Серьёзно?

– Да. А что? Как Мессинга. У Жириновского так папу звали.

– Он еврей?

Волки бывают евреями? У них вообще есть национальность?

– Не знаю.

– Богатый? – не унималась Женька.

Волки – богатые? Лапы, уши, хвост и никакой кредитной истории. А чудовища?

– Ну… Небедный.

– Главное – приличный бы был. А там назовешь сына Вовой – и о’кей.

В пятницу вечером я задержалась на работе (Люся заказала кафе на восемь тридцать) и, расправившись с делами, поползла к краю московской карты.

Навигатор каждые пять минут менял маршрут, предлагая микроавтобусу, в который я села у конечной станции метро, развернуться через две сплошные, броситься наперерез скорому поезду или перемахнуть через овраг. Но пункт назначения стабильно сигналил клетчатым флажком, обещая, что как угодно: через железную дорогу, овраги, наперерез потоку машин, – а я до него доберусь. Гораздо больше навигатора нервировал пассажир, усевшийся напротив. Из-под жёлтой бейсболки он сверлил воздух между нами взглядом, полным ненависти. Хотелось спросить: «Мы знакомы? Вы меня с кем-то спутали? Чем она провинилась перед вами? Обсчитала, недовесила? Бросила? Или уходить не хочет?»

Слава богу, он вышел раньше. Я успокоилась.

– Кому «Гаражи»? – водитель покосился на пассажиров в зеркало заднего вида.

– Извините, здесь есть кафе?

– Где-то было, – туманно ответил он.

Автобус уехал, а я осталась на пятачке возле глухой стены, за которой теснились крыши «ракушек». Впереди, за пустырём, маячил серый жилой массив. Какое тут может быть кафе? «Гвоздь и покрышка»?

Проклиная эгоизм и бездушие разведённых женщин и водителей маршруток, а также глупость женщин незамужних, поплелась к домам. В середине пустыря я почувствовала… Что-то неосознанное и опасное, холод в груди, беспричинный укол страха.

Оглянулась. Никого. Прибавила шагу. Ещё раз оглянулась. Когда он вынырнул из-за куста, я побежала по утоптанной тропинке, как не бегала никогда в жизни. Сердце бухало в горле, но против высокого жилистого типа в кроссовках девушка в юбке и на каблуках не имеет ни малейшего шанса.

И спрятаться негде!

Колючие ветки хлестали по ногам, одна сильно ударила по щеке. До домов было метров двадцать. Я уже видела оскал отвратительной ухмылки на заросшем лице, до половины скрытом жёлтым козырьком. Заорала, срывая голос. Вдруг… Движение сзади. Послышался рык, звук глухого удара и треск. Повернула голову. Мелькнули ноги в кроссовках, исчезающие в густой траве: кто-то утащил тело маньяка с дорожки. Именно тело, оглушённое или неживое, потому что он вообще не дёргался. Через мгновение рядом стоял волк.

– Зачем вы ходите одна по опасным безлюдным местам? А, сударыня?

Меня начало трясти. Обхватив шею волка, я прижалась к нему, рыдая.

– Он бы убил меня, Вольфрам. Он бы точно убил! А сперва… замучил бы!

– Ну-ну-ну! – волк подбирал языком слёзы с моего лица. – Всё позади. Уже нечего бояться.

– Вы – мой спаситель! – шептала я. – Вы самый лучший волк на свете! Самый верный друг. Я так люблю вас!

Он облизывал мне руки, поскуливал и щурил жёлтые глаза. Но старался быть строгим:

– Вы ужасно выглядите, Симона. Смотрите, лохматая. Юбка – в репейнике.

Вокруг стремительно темнело. На праздник развода я безнадёжно опаздывала. Ну и фиг с ним! Я была счастлива, обнимая его мощную шею, гладя острые уши, почёсывая внушительную холку. Я бы с удовольствием никуда не пошла от моего волка.

– Туфли в грязи, – ворчал он. – Ещё и чулки порваны. Вас не пустят в приличное общество.

– Какой вы красивый, Вольфрам! Какой мужественный! Давно хотела сказать: ваша шерсть дивного оттенка! На конкурсе волков вы бы непременно получили медаль. Или даже две.

– В искусстве лести вы преуспели, Симона. Осталось научиться не попадать в истории.

– Я же знаю, что вы меня спасёте!

– Вас невозможно ругать. – Он вздохнул. – Но учтите, я вами недоволен.

В несколько прыжков он отнёс меня к кафе. Оставил в палисаднике за кустами жасмина и лизнул на прощанье щёку.

Войдя в шумный зал, я поискала знакомые лица. Вместо приветствия Люся демонстративно постучала ноготком по часам, выклянченным у мужа, теперь уже бывшего, на прошлый день рождения.