Юлия Кузнецова - Где папа?

В углу тихо шипел серый экран телевизора.

– Войну микробов показывают, – сказал Костя, кивая на экран.

Ирка хихикнула.

Ещё в комнатке ждали несколько тёток, они тоже пришли на свидание. В кресле дремал дядька в кожаной куртке.

Одна из тёток, в длинной шубе и вся в кольцах, сказала, что приезжает в последний раз. Следующий – на воле. Мама посмотрела на неё долгим взглядом… Потом снова начала писать.

В комнате было две пары часов. Настенные и будильник на телевизоре. И те и другие показывали неправильное время. Может, им тут, в колонии, всё равно, сколько времени?

Интересно, как ориентируется этот парень, который читает про йогу? Дело в том, что мы ждём девяти часов.

В девять он позвонит по телефону и спросит разрешения, чтобы мы представились. Мы назовём фамилии, скажем, к кому идём, а потом нам позвонят на тот же телефон и скажут, что можем идти к проходной.

У них тут всё так – сплошные разрешения и порядки. Мама всё время в напряжении.

– Этот парень тоже заключённый, – прошептала Ирка. – Видишь, на нём одежда такая.

– Откуда ты знаешь?

– Мама сказала.

– А папа… Тоже так может работать?

– Нет, он в колонии. А этот на поселении. Это значит, что он живет в общежитии. Работает в тюрьме. Потом его отпустят, и он уедет.

– А как попасть на поселение?

– Сложно. Мама говорит, не раньше мая. А то и сентября.

У меня в сердце стало немного холодно, но я постаралась этот холод придушить.

– Погоди! А он как… прямо свободный?

Парень отрывается от книги и улыбается мне. Он обычный, темноволосый, с крупным носом. И взгляд нормальный, добрый. Даже и не скажешь вот так по человеку, что он на самом деле в тюрьме сидит.

Я прикусила язык. А по папе скажешь, что ли?! Я его давно не видела, но уверена – он нормальнее нормальных!

А парень сказал:

– Я не свободный.

Значит, слышал мои слова. Я смутилась, но он правда был удивительно спокойный, принялся объяснять:

– У нас перекличка каждые два часа. Проверка. Во дворе. Но, конечно, свободы побольше, чем у ваших. В магазин можно ходить. Хотя там мало что есть. Вот яиц нет, например, представляете?

Мама что-то хочет у него спросить, но он бросает взгляд на часы, которые висят на стене, и говорит:

– Пора!

Звонит. Потом подходит к трубке мама и говорит папину фамилию, год рождения и номер отряда. И наши имена. И годы рождения. И вдруг… Мамины глаза расширяются.

– Как? – бормочет она. – Как нельзя? Но… Но я прошу вас! Мы из Москвы четыре часа добирались. Я… Да… Хорошо. Простите. Поняла.

Мама садится в кресло, растерянно глядя на нас. Трубку уже берет тётка в шубе. За ней в очередь встаёт дядька в кожаной куртке.

– Что? – пугается Ирка. – Нельзя к папе?

– Можно. – Мама смотрит нерешительно на меня. – Но… Только тебе, Ир. Лизе – нет.

Вот тут как будто на меня потолок обрушился. Я набрала в грудь воздуха:

– Как?! Почему? Что это? Почему так, мама?!

– Не вопи, – просит мама, берёт меня под руку и выводит на улицу. Оборачивается и говорит Косте:

– Слушайте, кого вызовут. Если нас – бегите за нами!

Я просто захлёбывалась яростью.

– Мама, объясни немедленно!

– Лиза… Оказывается… Можно только одного ребёнка, понимаешь? Старше двенадцати…

– Одного? Одного ребёнка старше двенадцати, – повторяю я. – Так… Значит, можно взять меня? А не Иру? А её оставить с Костей. Им же вдвоем веселее. Мама! Мама, почему ты молчишь?!

– Лизочка…

Мама ходит у крыльца туда-сюда. Её губы плотно сжаты.

– Лизочка, ты должна понять…

– Что?! Что ты Ирку любишь больше меня?

– Да не пори ты чушь! Я вас одинаково люблю! Но у Иры важная новость.

– Да?! А у меня их и быть не может? Вы бы спросили хоть!

– Лиза! Но ты же не выходишь замуж! – сердито говорит мама.

– О да… Замуж я не выхожу! Точно! Вот! Моя! Главная! Проблема! Теперь! Я! Поняла! Чтобы встретиться с папой, мне надо выйти замуж!!!

Я со злостью пинаю стену здания. Твё-ёрдая! Мне больно.

– Перестань! – кричит мама.

На крыльцо вышел дядька в кожанке, закурил.

– Перестань, – повторяет она шёпотом, схватив меня за рукав, – так нельзя! Надо думать и о других!

– А тебе не кажется, что этим другим многовато счастья, а, мама?

Я сузила глаза. И смотрю на маму внимательно. Она отводит взгляд.

– Я сделаю всё, что могу, – говорит она шёпотом. – Я попробую уговорить дежурного на проходной. Но ты должна понять.

Мама уходит внутрь.

Я тоже делаю, что могу. Я упихиваю свою злость, как могу, внутрь. Не ради них, ради себя. Иначе у меня взорвётся мозг.