Юрий Хазанов - Кира-Кирюша, Вова и Кап

Прошло очень много времени — наверно, целых десять минут, и тогда Кира-Кирюша сказала:

— Бедный Кап! Весь день лежит… И никому не жаль.

— Правда, простим его, — сказала мама.

— Можешь выйти из своего угла, — сказал папа.

А Кап никакого внимания. Как будто не ему сказано.

— Слышишь? — сказала Кира-Кирюша.

А Кап и ухом не ведёт.

Тогда мама достала из шкафа печенье и сунула прямо Капу в рот.

А Кап не берёт печенье. Так оно и осталось лежать рядом.

Кира-Кирюша конфету ему протянула. В бумажке. И бумажкой нарочно пошуршала. Очень Кап любит, когда конфетной обёрткой шуршат — сразу прыгать всегда начинает, лаять, хвостом вертеть. А сейчас и не поглядел на конфету. Как будто оглох…

Тут Вова сорвался с места, побежал на кухню, схватил там Капину миску и попросил у соседки Раисы Андреевны что-нибудь самое вкусное. Потому что соседка Раиса Андреевна готовит лучше всех в квартире, и все хозяйки с ней всегда советуются: сколько петрушки класть, сколько соли, и в духовку ставить или совсем не надо…

Кусок такого холодца положила Раиса Андреевна в миску, такого блестящего, будто лёд, сочного, словно пражский торт, ноздреватого, как швейцарский сыр — что Вова еле донёс его до комнаты. Он поставил миску перед Капом и сказал:

— На́, чуть сам не съел!

Думаете, Кап обратил внимание? Даже уши с пола не поднял.

— Собака заболела, — сказала мама. — Это ясно, как день. Помните, когда поранил лапу — он так же не ел целые сутки?

— У него живот болит, брать печенье не велит, — сказала Кира-Кирюша. Она умела иногда говорить стихами.

Один только папа молчал и ничего не говорил. Даже стихами. Он всё глядел и глядел — на Капа, на печенье, на конфету, на миску с холодцом, на Вову. Больше всего на Вову…

И потом папа сказал:

— Да, мне тоже ясно, как день. Только совсем другое. Мне ясно, как день, что Кап совершенно здоров. И что он не разбивал никакую зелёную чашку. И мы его очень обидели. И все должны просить прощения. Но особенно перед ним виноват один человек: тот, кто свалил на Капа свою вину!..

Они вчетвером стояли на мосту. Трое закинули свои удочки за перила, а четвёртой была Кира-Кирюша. Пятым же был Кап, и он не удил рыбу, не стоял на мосту, а непрерывно бегал от одного столбика перил к другому, потом к третьему, и всё ему надо было узнать, всё обнюхать. Уши у него при этом касались дощатого настила, и Вова боялся, что Кап занозит их.

На берегу вокруг своего колышка, как циркуль вокруг ножки, крутилась коза. Кап залаял на неё раза два, но она не обратила никакого внимания — как будто не с ней говорили.

— Интересно, кто быстрей плавает — коза или собака? — спросил Слава.

— Тише вы! — сказал Колька. — Рыбу распугаете!

— Вот бы заплыв такой устроить! — сказал Вова. — Коза, потом собака…

— Тише вы! — опять сказал Колька. — Распугаете рыбу-то!

— Потом леопард, — это Слава так пошутил.

— Потом ты, — сказал ему Вова.

— Рыбаки тоже! — сказал Колька. — Помолчать не можете! Вам только мух ловить!

— Не хуже тебя, — ответил Вова. — Я зато нырять умею. Если рыба сорвётся и уйдёт, я — рраз! — и за ней!

— Солдатиком каждый умеет. Даже Кира-Кирюша. Ты вот попробуй.

Слава не договорил, потому что вдруг раздался всплеск, а вслед за ним крик.

— Ой! — кричал Колька. — Рыба плеснула!

— Ой! — кричала Кира-Кирюша. — Катя упала!

— Кто упал? — спросил Слава.

— Это её кукла, — объяснил Вова.

— Она утонет, а ей ещё ужинать надо, — сказала Кира-Кирюша и заплакала.

— То-то я слышу — плеск, — сказал Колька. — Я уж думал — щука. Мой брат тут, знаете, какую поймал? Во!

— Такие только акулы бывают, — сказал Вова. — Не плачь ты, купят тебе новую Катю!

А старая Катя покачивалась на воде, и течение медленно уносило её.

— Вот бы сейчас бульдозер был, — сказал Колька, — я бы сел… рраз… мне брат показывал. Щит опустил бы и давай землю сгребать. Вон там, где речка поуже. Плотину бы сделал… рраз… внизу бетонные плиты. Куклу бы к плотине и прибило. Скажешь, нет?