Ася Котляр - Повесть о горячем сердце

И тогда мне пришлось рассказать бабушке, что мы с девчонками пришли немного поиграть в дочки-матери и по сюжету у нас был обед. А вот чтобы кто-то был мамой, нужно было надеть бабушкину шляпу. А иначе как мама будет отличаться от всех нас, если мы одноклассницы? Бабушка торжественно водворяла свою шляпу на место, а мне назидательно говорила:

– И всё же я попросила бы вас, душа моя, сообщать мне об этих визитах заранее. А сейчас я пошла в магазин за новой колбасой и новым хлебом. Иначе на завтрак мне нечем будет вас с папой кормить.

Итак, одиночества я боялась даже больше, чем Анну Генриховну. Или так же. Только Анна Генриховна была вполне осязаема, а настоящее одиночество я всегда видела в глазах у папы, когда он смотрел на мамину фотографию. Бабушка как-то мне сказала, глядя на папу, когда он смотрел на мамин портрет, висящий на стене:

– Смотри, душа моя, как он несчастен… как одинок…

Бабушка никогда не плакала, даже в день моего рождения: день моего рождения был днём маминой смерти. Поэтому мы вовсе не праздновали этот день. А чтобы я не чувствовала себя изгоем, мы не праздновали ничей день рождения: ни папин, ни бабушкин. Каждый год, просыпаясь в этот день, я находила на тумбочке, стоявшей возле моей кровати, вазочку с нарциссами. Я родилась в марте, и эти цветы уже продавали на базаре, а это были любимые мамины цветы.

До школы я считала, что так и нужно жить, не празднуя дни рождения, хотя с удовольствием ходила на дни рождения своих дворовых подруг. Но когда я пришла в первый класс, поняла, что эта традиция нашей семьи была скорее исключением, чем правилом.

Дети приносили в школу конфеты, все кричали: «С днём рождения!», и я стала ждать свой день рождения, чтобы отпраздновать его в школе.

Я ужасно боялась огорчить папу и бабушку, поэтому не могла так запросто подойти и сказать им: «Послушайте, дорогие мои папа и бабушка! Мне нужны конфеты, чтобы отпраздновать свой день рождения». Много раз проговаривая про себя эту фразу, я так и не решилась подойти ни к папе, ни к бабушке и, когда наступил долгожданный день, поплелась в школу в расстроенных чувствах.

В моём первом «А» классе все знали, что у меня день рождения. На стенде висела моя фотография, а над ней красовалась надпись: «Поздравляем!».

Надпись предназначалась для всех, а фотографии менялись в зависимости от именинников.

Я вошла в класс, и все дети дружно выстроились. Елена Михайловна, учитель нашего первого «А» класса, взмахнула рукой, и все ребята дружно три раза прокричали: «Поздравляем!»

Я стояла красная как рак и чуть не плакала.

– Ну, Машенька, что же ты молчишь? Ответь ребятам! И угощай, пока звонок не прозвенел.

– Мне нечем угощать, Елена Михайловна.

– Ты забыла конфеты дома? – протянула мне соломинку Елена Михайловна.

– Да, забыла, – чуть слышно сказала я.

– Ничего страшного, садись. Начинаем урок, дети…

Этот день был худшим днём в моей жизни. На перемене ребята окружили меня и стали дразнить: «Машка-бедняжка, Машка-забывашка», а я стояла и беззвучно рыдала. Слёзы текли по моим щекам, скатывались на белый воротничок. Те же, что попадали в рот, я глотала. И только Сашка Макаров стоял в стороне, с жалостью глядя на меня, на этот безумный хоровод, и молчал. Сашка тоже не принёс конфеты на свой день рождения. И в тот момент я была благодарна Сашке за то, что он не встал вместе со всеми и не кричал мне обидные слова. Тогда я ещё не знала, что у Сашки пьющие родители и что конфеты он ел только в школе, когда кто-то праздновал свой день рождения.

Елена Михайловна вошла в класс, когда моё сердце готово было разорваться от горя. В руках у неё был кулёк с конфетами.

– Машенька, – торжественно произнесла она, – что же ты стоишь как вкопанная? Твой папа принёс конфеты, которые ты забыла дома. Иди угощай ребят.

На ватных ногах я подошла к Елене Михайловне и взглянула в её глаза. Когда она купила эти конфеты? Или не купила? Или на самом деле их принёс папа? Много вопросов, слишком много…

Глотая слёзы, я взяла кулёк и стала угощать притихший класс.

И тогда Елена Михайловна сказала:

– А теперь все быстро извинились перед Машей. Немедленно. И чтобы я больше никогда не наблюдала такое бесчинство. Вы – советские дети, а советские дети всегда помогают друг другу.

Все стали подходить ко мне и извиняться, а я всё продолжала плакать. От жалости к себе, от стыда, от боли, от благодарности – сама не понимала, почему я стояла и плакала.