Финн-Оле Хайнрих - Удивительные приключения запредельно невероятной, исключительно неповторимой, потрясающей, ни на кого не похожей Маулины Шмитт. Часть 1. Мое разрушенное королевство

В саду стоят белый стол и стулья, на столе – одна-единственная пустая кофейная чашка, никто, конечно, ничего не поливал. Над нашим кухонным окном проносятся ласточки. Когда ласточки-родители подлетают к гнезду, оттуда раздаётся многоголосое попискивание, разинутые клювики требуют корма – вполне себе Мяв, но тихий, деликатный. Подбегаю к груше и вижу: маущера в полном порядке (недаром она спроектирована и построена профессионалом). Быстро залезаю внутрь, вдыхаю запах прохладной земли и сена, сворачиваюсь клубочком. Вот я и дома…

Когда я просыпаюсь и вылезаю наружу, день уже медленно клонится к вечеру, на небе обрывки серых облаков и красноватая пелена вокруг солнца. Мама наверняка уже готовит ужин. Но я встаю перед дверью дома и дышу. Вдох – выдох. Вдох – выдох. Велосипеда Того Человека не видно, наверно, его вообще нету дома. Звоню в звонок – в ответ тишина. Если он всё-таки откроет, я останусь здесь, внизу, а если спустится, я только посмотрю на него, а если что-нибудь скажет, я не стану отвечать, а если обнимет меня, я не буду обнимать его в ответ, буду стоять столбом, не шевельнусь, не шелохнусь.

Но никто не открывает, слышно только дребезжание старого звонка у нас в прихожей, оно разносится по всем четырём комнатам, отражается от старых окон и снова спускается ко мне, к двери подъезда, почти превратившись в давно забытое воспоминание. Снова жму на кнопку, вызваниваю коротенькую мелодию. Я – дирижёр, квартира – оркестр, а Мауляндия – публика.

Вдруг на четвёртом этаже распахивается окно, из него высовывается толстый сосед и орёт:

– Нет никого! Непонятно, что ли?

А то нет.

Я сажусь на скамейку в конце улицы. Надо мной почти сразу зажигается фонарь, хотя ещё рано, даже не начало смеркаться. С ветки над головой срывается ворона, потом ещё одна, и ещё. Как быстро, гладко и мягко пронзают они воздух, чёрные, решительные, большие и тяжёлые – словно пушечные ядра.

У Того Человека больше нет имени. Его теперь нельзя произносить, так же как имена самых ужасных злодеев в сказках. От него вянут цветы и спотыкаются ноги. Его страшно выговорить, не то оплавятся подошвы ботинок, треснут стёкла в очках, звери закричат пробирающим до костей криком и разбегутся кто куда. Произнесёшь это имя – лето превратится в зиму, губы потрескаются, и начнётся понос. Вот такое имя, думаю я.

Вор о ны расселись на верхушках деревьев вокруг детской площадки, и каркают, и каркают.

Карканье, мне кажется, это почти как Мяв, только на птичий лад. Я встаю, захожу на площадку, задираю голову и смотрю на чёрных птиц. Их много, тридцать или даже пятьдесят, и становится всё больше, они совещаются, а может, жалуются друг дружке неизвестно на что, кто знает.

Я просто стою, закрываю глаза, и на меня льётся дождь сильных птичьих голосов, это почти как гроза, звуки падают вниз, хлещут по площадке и по мне, я немножко развожу руки в стороны и наслаждаюсь. Вороньи голоса струятся по мне и гладят, как летний ливень, и от этих поглаживаний настроение чуточку улучшается.

За мной зашёл Пауль. Он стоит перед дверью, а за ним – прохладное утро, и даже его жёлто-солнечная улыбка не может эту прохладу прогнать. Ещё слишком рано, какао у меня не допито.

– Я пока не готова, – говорю.

Пауль чешет в затылке, волосы у него чёрные и короткие – как отзвук ночи ранним утром.

– Окей, – говорит он.

– Подождёшь? – спрашиваю я.

– Окей, – говорит Пауль.

– Заходи, Пауль, – зовёт мама. – Хочешь какао?

– Окей, – говорит Пауль. И делает шаг вверх по короткому пандусу, ведущему к нашей двери. Я шиплю:

– Ты не хочешь!

– Как это? – спрашивает Пауль.

– Так это, – говорю я. – Не хочешь, и всё. Туда никто заходить не хочет, даже на чуть-чуть, это не квартира, а кошмар какой-то. Кошмартира, в общем.

– Ничего, – говорит Пауль. – Мне хочется посмотреть, как там у вас, я же внутри никогда не был, только с улицы видел.

Пауль со счастливым видом сидит на кухне и вертит головой во все стороны, как взволнованная птичка. Мама ставит перед ним чашку с дымящимся какао и спрашивает: