Михаил Штительман - Повесть о детстве (Художник Р. Гершаник)

— Да… — задумчиво произнес Лурия, когда все уселись вокруг большого обеденного стола. — А сколько, к примеру, она может дать молока в день? Как вы думаете, Агафон?

Лица всех гостей стремительно повернулись к кучеру. И Агафон, смущаясь и все же важничая, сообщил:

— Смотря по тому, какая бывает корова. Есть, допустим, корова калмыцкая…

— Калмыцкая? — с тревогой воскликнула бабушка, как будто в этом слове таилось для нее что-то ужасное.

— Да, — подтвердил Агафон, обрадованный действием своего рассказа. — А бывает, допустим к примеру, корова немецкая. Так вот немецкая калмыцкую перешибает, как все равно пить дать!

— Что он говорит? — опять взволновалась бабушка, не понявшая последних слов Агафона.

— Ничего особенного, — успокоил ее Лурия. — Если будет что-нибудь важное, я вам дам знать.

— Ну хорошо, — согласился Пейся, — а немецкая сколько даст в день?

— Я думаю… — нетвердо ответил Агафон, не зная, что же от него ждут: уменьшения или увеличения цифры, — я думаю, кварт восемь набежит.

— Это нас вполне устраивает… — опять подал свой голос Пейся, почувствовавший себя хозяином коровы.

Но неожиданно его оборвал отец:

— Что ты суешься? Тебя не спрашивают, что тебя устраивает!.. Скажите, Агафон, сколько корова весит?

— Весит? — удивился кучер. — Смотря какая…

— Ну, приличная.

— Приличная — пудов пятнадцать.

— Хорошо! — вздохнул мясник, привыкший больше иметь дело с тушами. — А сколько, пан кассир, — обратился он к Лурии, — мы имеем денег?

Лурия вытряхнул на стол содержимое своего кошелька и, внимательно подсчитав все деньги, сообщил:

— Девять рублей.

— Голова и передние ноги, — деловито прикинул мясник.

— Оставьте ваши шутки, Шлема, — улыбаясь, сказал Лурия. — А как мы будем делить молоко, если она, предположим, даст меньше, чем восемь кварт?

— Как? — Шлема удивленно поднял брови. — Прежде всего молоко больному ребенку, а потом остальным.

— Интересно, — возмутилась бабушка, — у меня один мальчик, а у вас шестеро, так у вас же всегда есть шанс, что один заболеет!

Сема и Пейся дружно прыснули, но бабушка сердито посмотрела на них, и они замолчали. Взяв в руки карандаш, Лурия принялся подсчитывать, сколько еще нужно денег для покупки приличной коровы. Все с затаенным дыханием следили за его карандашом.

Тишину нарушил Агафон неожиданным предложением.

— А все-таки, — серьезно сказал он, обводя глазами присутствующих, — я бы лучше купил лошадь!

— Зачем она нам, чудак? — удивился Шлема.

— Ездить, — резонно ответил Агафон, и только в эту минуту все заметили, что кучер изрядно выпил и его клонит ко сну. — Ездить! — упрямо повторил он, ища поддержки.

Но никто ему не сочувствовал, только Сема и Пейся в душе были за лошадь — ведь это большое удовольствие прокатиться в своем фаэтоне!

В один из праздничных дней Шлема и Лурия отправились на ярмарку в соседнее местечко покупать корову. Их возвращения ждали с тревогой и страхом.

— Только бы им не подсунули калмыцкую! — беспокоилась бабушка.

— Это еще хорошо, — подливала масла в огонь жена Лурии. — А вдруг дадут слишком старую?

— А глаза у них есть? — возмущалась бабушка, уже готовая принять бой.

Компаньоны вернулись поздним вечером. Впереди важно шел Шлема, обмотав тяжелой веревкой руку; за ним медленно плелась корова, уныло и тягостно мыча. В стороне по деревянному настилу шел Лурия, задумчивый и грустный, — видно было, что его терзают большие сомнения.

— Купили? — остановила его бабушка. — В добрый час! Ну как, ничего себе корова?

— Посмотрите, — уклончиво ответил Лурия.

— Но сейчас ведь темно.

— Придете утром в сарай.

— Лурия, — обратился к старику Сема, силясь сдержать улыбку, — это корова или так просто?

— Кажется, так просто? — шепотом ответил сапожник. — Мне что-то не нравится ее вид.

Утром во дворе Лурии собрались компаньоны, сумрачные и встревоженные. Посреди двора стояла корова на худых пятнистых ногах и, смущенно опустив голову, ковырялась в земле.

— Что она ковыряется? — тихо спросила бабушка. — Она уже ела что-нибудь?

— Ела, — ответил Шлема, глядя куда-то в сторону на забор.

— Ну, — деловито сказала бабушка, засучивая рукава, — теперь надо брать ведро и доить!

— Уже пробовали! — прошептал Шлема, угрюмо почесывая затылок.

— Что значит — пробовали?

— «Что значит, что значит»! — рассвирепел мясник. — Ни одной капли из нее не выгонишь! Не корова, а несчастье на мою голову!